в ноябре 1960 г., одновременно подтверждалось историческое значение XX съезда КПСС, главенствующей роли СССР, и присутствовал ряд оценок, принятых под давлением Пекина: преувеличение революционного потенциала национально-освободительного движения, нападки на Союз коммунистов Югославии (руководство Албании считало Югославию главным врагом своей страны) и т. д. Однако этот компромисс не остановил развитие советско-китайского конфликта (с участием Албании): в 1961 г. были разорваны не только партийные, но даже дипломатические отношения Москвы и Тираны, а с 1963 г. прекратились контакты КПСС и КПК[44]. Резко сократились экономические связи Китая и Албании со всеми странами — членами СЭВ[45].
Несмотря на восстановление отношений с Югославией, ее не удалось вернуть в «Восточный блок» (хотя в 1964 г. она стала ассоциированным членом СЭВ). Югославия, которая была первой соцстраной, отказавшейся от копирования советского опыта, оставалась на своем пути «рыночного социализма» (децентрализация управления страной, введение самоуправления на предприятиях, отказ от директивного планирования, полный хозяйственный расчет и самофинансирование и пр.). Кроме того, югославские власти считали, что они в каком-то смысле реализовали на практике не исполненное Советским Союзом обещание создать подлинные советы[46]. И.Б. Тито объявил целью югославской модели предоставление «трудящимся возможности большей инициативы, большего участия в делах управления хозяйством и государством и их большего контроля над органами власти»[47].
Первоначально этот путь привел к увеличению темпов развития страны и повышению уровня жизни населения[48]. Югославии удалось занять промежуточное положение между Западом и Востоком и играть на международной арене роль, заметно превосходившую ее скромные экономические и военные возможности[49]. В 1961 г. эта страна инциировала создание «Движения неприсоединения», ставшего «третьим путем» для ряда стран мира — альтернативой и «советскому», и «западному лагерю».
К середине 1960-х гг. авторитет СССР в «соцлагере» еще несколько снизился из-за ошибочной политики Н.С. Хрущева и, как ни парадоксально, его отстранения от власти, так как Хрущев имел тесные личные связи с большинством восточноевропейских лидеров[50] (известно, что венгерский лидер Я. Кадар — выдвиженец Хрущева — не скрывал к нему своих симпатий даже после октября 1964 г.[51]). Политические и идеологические противоречия с соцстранами стали проявляться ярче[52]. Редактор издававшегося в Праге журнала «Проблемы мира и социализма» Г.П. Францов в 1965 г. отмечал, что авторитет КПСС «за предшествующие несколько лет был… подорван», и в ее адрес в ряде компартий существуют «различные “критические” настроения»[53]. По оценке 3. Бжезинского, к этому времени, кроме В. Ульбрихта и Т. Живкова (руководителей ГДР и Болгарии, соответственно), «восточноевропейские коммунистические лидеры не могли рассматриваться как податливые советские сателлиты»[54] (однако Т. Томпсон считал, что и Живков проявлял тягу к «независимости от Москвы»[55]). Например, первый секретарь ЦК Компартии Чехословакии А. Новотный[56] дал понять руководству Советского Союза, что независимая внутренняя политика Чехословакии и поддержка СССР во внешней политике — это «разные вещи»[57].
Известный писатель Л.Р. Шейнин в мае 1966 г. сообщил в ЦК КПСС, что, по его личным наблюдениям, СССР потерял «определенные позиции в идеологической жизни» ГДР, Польши и Чехословакии, в связи с чем «значительно уменьшилось наше влияние, наш престиж». Он отметил, что «в Чехословакии вот уже несколько лет не идут советские пьесы, резко сократилась закупка советских фильмов. В театрах и кино — засилье западных пьес и фильмов. Значительно усилилось проникновение враждебной пропаганды», «возникают антикоммунистические демонстрации студенческой молодежи… появляются глубоко чуждые нам произведения чешских и польских писателей, и даже в ГДР наблюдаются такого рода явления… Дело дошло до того, что чешское телевидение выступило с несколькими передачами “за круглым столом”, во время которых были допущены прямые антисоветские высказывания… В литературных кругах сильны западные влияния. Термин “социалистический реализм” встречается литературной молодежью в штыки». Шейнин также сообщил, что главный редактор словацкого журнала «Свет социализма» А. Путра, «хороший коммунист и настоящий наш друг, с горечью показывал… изданную ЦК [Компартии] Чехословакии для служебного пользования книгу о настроениях чехословацкой молодежи», где говорилось о ее «антисоветских настроениях»[58]. Эти выводы, очевидно, были верными, учитывая, что через два года произошла «Пражская весна».
Существенно ухудшились советско-румынские отношения. Руководство Румынии инициировало свертывание многообразных связей между двумя странами (отзыв до тех пор остававшихся, уже немногочисленных, советских советников при ряде румынских ведомств, ограничение деятельности Общества культурных связей с СССР, резкое сокращение масштабов обучения советских студентов в Румынии и румынских — в СССР). Политика внешнеполитического дистанцирования этой страны нашла концептуальное выражение в вызвавшей раздражение в Москве декларации Румынской компартии (РКП), изданной в апреле 1964 г. Акцент в ней делался на равноправии компартий и социалистических стран, невмешательстве в их внутренние дела, утверждении приоритета национальных интересов и ценностей перед интернациональными. Декларация стала кульминационным пунктом в процессе формирования «особого курса» Румынии[59]. 3. Бжезинский считал, что эта декларация содержала «высокомерную критику… советского поведения, решительно отвергала советские предписания для СЭВ и утверждала право Румынии на независимость во всей политике»[60].
Румыния, по мнению Бюро разведки и исследований Госдепартамента США, «бросила вызов советской гегемонии в политических, экономических и культурных вопросах». Она взяла нейтралитет в советско-китайском и арабо-израильском противостоянии и «фрондировала» почти по всем другим важным проблемам[61]. В 1967 г. в закрытых документах ЦК КПСС были даны весьма негативные оценки ситуации, сложившейся в этой стране. Руководство РКП обвинили в «сползании на позиции национализма» и продвижении идеи «особого курса» (то есть «своего пути» Румынии), а также в «недооценке и принижении значения трудов классиков марксизма-ленинизма». Было выявлено, что воспитание молодежи в этой стране ведется с педалированием «различных негативных моментов» румыно-русских и румыно-советских отношений (к ним относились в том числе «бессарабский вопрос» и участие Румынии во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии. — Ф.С.). При этом позитивная роль России и СССР в истории Румынии замалчивалась (военно-политическая поддержка этой страны в освобождении от османского владычества, во время Первой мировой войны, а также в «трансильванском вопросе». — Ф.С.). Пересмотру и критике была подвергнута интернационалистская позиция, которую занимала РКП по отношению к СССР в предвоенный период, а также были сделаны попытки переложить ответственность за отдельные ошибки в деятельности Румынской компартии на Коминтерн и косвенно на КПСС. По мнению советской стороны, в Румынии «пропаганда идей советско-румынской дружбы носила все более формальный характер»[62].
Стремясь добиться независимости от СССР, Румыния ориентировалась на пример Югославии. Румынский лидер Н. Чаушеску предпринял попытку закрепить за Румынией репутацию страны, поддерживающей хорошие отношения со всеми государствами, в независимости от их политической ориентации. Делегации СКЮ и Румынской компартии не приняли участия в европейском
