В то же время, польские источники менее объективны, нежели немецкие. Это связано в первую очередь с тем, что они появлялись в особых условиях русско-польских отношений. Субъективность выражалась, в первую очередь, в пропольской (великопольской) трактовке фактического материала, который приводился в целом правдиво и без искажений.
Шведские источники и зарождение норманизма.
Шведские источники по варяго-русской проблеме, равно как и польские документы, оказываются в значительной степени политизированными. Безусловно, в них отражались сложные отношения между Россией и Швецией, которые всегда выступали в качестве соперников. Со времён Тридцатилетней войны 1618-1648 гг. значительная часть Прибалтики находилась под властью Швеции. Разрушения и бедствия, связанные с войной, привели к резкому сокращению (почти до окончательного истребления) потомков донемецкого населения региона, а многие прибалтийские немцы позднее выступили против России на шведской стороне. Например, две трети так называемых шведских офицеров происходили из древних фамилий орденских рыцарей.
Со шведскими источниками связана проблема зарождения норманизма в науке. Как ни странно, она по сей день не достаточно изучена. Сам по себе вопрос о корнях норманнской теории, безусловно, является вполне самостоятельным с научной точки зрения. Многие учёные относили к основателям норманизма Г.З. Байера и Г.Ф. Миллера, то есть немецких учёных первой половины XVIII века. Конечно, оба исследователя, вне всякого сомнения, стояли у истоков немецкого норманизма, но далеко не очевидно, что они являлись «первооткрывателями» самой норманнской теории.
В историографии известно несколько трактовок проблемы возникновения норманизма. Например, Н.И. Ламбин считал первым норманистом составителя «Повести временных лет», а немецких учёных не более, чем его последователями.[89] Такой подход совершенно не был случаен, так как сама «Повесть временных лет» была важнейшим источником по варяжской проблеме, а достоверность её свидетельств зачастую не вызывала сомнений даже в XIX веке. Позднее А.А. Шахматов закрепил мнение, «что первым норманистом был киевский летописец (Нестор) начала XII века».[90] В советское время сторонниками такой версии были В.А. Пархоменко и М.Д. Присёлков.[91]
Однако проблема зарождения норманизма не ограничивается суждениями о киевском летописце или об академике Байере, как о первых сознательных норманистах. Совершенно неожиданный поворот в исследовании этой темы получается на шведском материале.
Уже в XVII веке шведские историки пытались выяснить значение слова «варяг» и объяснить происхождение Рюрика. В это время в шведско-финской историографии зарождаются первые зачатки норманнской теории, которой в то время не существовало в немецкой науке. Этой проблемой в своё время занимался липецкий историк В.В. Фомин, что нашло отражение в его диссертационном исследовании и последующих работах.[92]
