оттенки, для которых в нашем языке существует только одно слово. Например, blau/blue – это один цвет на немецком или английском языках, для него используется одно слово; а в русском языке для обозначения оттенков синего цвета существуют два совершенно разных слова: «голубой», например, обозначает нежные тона неба, «синий» – глубокую синеву моря. Участвовавшие в экспериментах люди, для которых русский является родным языком, могли легко воспринимать оттенки, которые носители английского языка находили полностью идентичными[62]. А вот в таких языках, как валлийский или тибетский, используется одно слово для обозначения цветов неба и травы, что-то вроде «сине-зеленого»[63]. И хотя нам кажется естественным, что объект находится справа или слева от нас, у представителей нескольких австралийских культур отсутствуют соответствующие слова. Если эти аборигены хотят указать место, они используют стороны света. Когда вы смотрите на юг, ваше сердце бьется в груди на востоке, а когда поворачиваетесь – на западе[64].
Почему одни культуры придумали намного больше концептов, чем другие? Архипелаг Океания – почти идеальная местность, чтобы попытаться ответить на этот вопрос. Дело в том, что условия жизни на тысячах островов, с одной стороны, очень похожи: почти везде люди традиционно живут за счет рыбной ловли. С другой стороны, большинство островов находятся на таком расстоянии, что соседи вряд ли могут повлиять друг на друга. Так возникли разные культуры. На некоторых островах коренные жители охотились на свою добычу с помощью всего нескольких деревянных копий, на других они изобрели целый арсенал сложных ловушек и сетей, которыми управляли с помощью рычагов и лебедок. Различия напоминают условия до и после второй интеллектуальной революции около 50 000 лет назад.
Американские антропологи Мишель Клайн и Роберт Бойд попытались выяснить, почему у жителей одних островов было только примитивное оружие, а других – сложное снаряжение, хотя они охотились на одну и ту же рыбу. Клайн и Бойд обнаружили, что важнейшим фактором является коллективный мозг: чем больше людей живет на острове и чем активнее они обмениваются информацией между собой и с другими культурами, тем более сложные технологии они используют[65]. На Малакула, малонаселенном и удаленном острове Новых Гебридских островов, для рыбной ловли использовалось 13 различных устройств, на сравнительно крупном главном острове Гавайского архипелага – в пять раз больше.
По мере роста населения росла не только материальная культура. Чем больше людей использовали языки, тем богаче становились и сами языки. Новые слова употреблялись активнее на густонаселенных островах; на островах с меньшим количеством жителей словарный запас даже сократился из-за того, что некоторые понятия были забыты[66]. Эта связь подтверждается, если сравнить словарный запас полинезийского языка со словарем европейских языков. Немецкий, например, на котором говорит намного больше людей, чем на гавайском или таитянском, содержит как минимум в десять раз больше слов, чем эти языки.
Выводы, аналогичные тем, что получены при изучении быта рыбаков в южной части Тихого океана, можно сделать и в отношении традиционных обществ на всех континентах, которые занимаются животноводством или сельским хозяйством[67]. Там общины также регулярно изобретали тем больше инструментов, чем больше в них было людей и чем активнее они общались с людьми других культур.
Наконец, в современном мире скопление людей в мегаполисах тоже способствует развитию изобретательности. Чем больше город, тем больше в нем зарегистрировано патентов, что наблюдается в Европе, Америке и Китае. Тот факт, что исследовательские институты и более крупные компании сосредоточены в Берлине, Бостоне или Пекине, лишь частично объясняет различия. Они так же очевидны между небольшими провинциальными городами, хотя там нет университетов или технологических компаний. Скорее, применяется универсальный закон: если население города удваивается, количество патентов на душу населения увеличивается примерно на 15 процентов, независимо от того, увеличится ли население с трех миллионов до шести или с 30 тысяч до 60[68].
Здесь механизмы творческого мышления также реализованы через комбинацию. Жители более крупных полинезийских островов и члены более крупных традиционных обществ создают больше инструментов по той же причине, по которой в мегаполисах регистрируется больше изобретений: новые вещи возникают из связи знакомых идей, которыми люди делятся при встрече. Сегодня электронная почта, интернет и видеоконференции могут способствовать обмену идеями, но они не полностью заменяют личные встречи. Никто не знает этого лучше, чем крупные технологические компании, которые всегда обосновываются в мегаполисах. С каждым обменом объем интеллектуального материала, из которого мы черпаем наши идеи, растет. На рис. 3 показано, как население мира выросло с нескольких десятков тысяч до почти восьми миллиардов с тех пор, как мастера Ломекви создали первые инструменты. Количество людей следовало тому же закону экспоненциального роста, что и количество идей и объем доступной информации, которые они создают, как показано на графиках (рис. 1 и 2). И именно эта связь объясняет длительную стагнацию, а затем внезапное ускорение творческого мышления, о котором шла речь в предыдущей главе: чем больше людей, тем крупнее коллективный мозг и тем больше идей он рождает. Чем ближе и сплоченнее жили люди, тем эффективнее функционировал коллективный мозг.
Рис. 3. Экспоненциальный рост населения мира. Серым цветом на карте показаны земли, заселенные людьми в то время. Постепенно человечество распространилось по всей земле
Его рост ускорялся, потому что новые идеи облегчали выживание все большего количества людей. Это был не мозг отдельного Homo sapiens, выросший около 40 000 лет назад, а коллективный мозг. Его развитие стало возможным благодаря самому недооцененному изобретению человечества – искусству. Следующая глава как раз о нем.
Часть II
Время символов
Бизон в пещере Альтамира, 15 000 лет до н. э.
4
Сила символов
Наш основной образ мышления – это открытия очень далеких предков, которые сохранились в опыте всех последующих поколений.
УИЛЬЯМ ДЖЕЙМС[69]
Трудно поверить, что гора Монте-Кастильо – творение природы, настолько идеальную коническую форму она имеет. Она возвышается над речной долиной, соединяющей северное побережье Испании с высокими горами, и скрывает более 40 пещер. В декабре 2017 года Дирк Хоффманн, физик из Лейпцига, позвал меня исследовать эту гору. Хоффманн – эксперт по датированию древних цветных рисунков. Он объявил, что покажет мне открытие, которое перевернет наши представления о ранней истории человечества. Хоффманн объяснил мне, что во время последнего ледникового периода Монте-Кастильо служила охотникам и собирателям ориентиром и базой для их ежегодных походов. Он
