— Ох, мне так жаль. — произношу я, переваривая сказанное.

— Мне тоже, Катя. Разрушить то, что так долго выстраивалось всего за один день. Безумно жалею, что в тот день я не встала на пороге и не задержала отца до тех пор, пока он не успокоился бы. Но, чего уже об этом говорить? Что сделано, то сделано. Теперь он и бедная Света пожинают плоды его неосторожных слов.

Она вздыхает.

— Боже, я сколько наболтала, а у нас есть всего десять минут. Пойдем скорее. Иначе твой дракон точно спалит меня.

Она уводит меня к каким-то тетушкам ее возраста, которые воркуют вокруг меня, словно я их птенец. Думаю, это еще одна из причин, по которой эта прекрасная женщина не поседела, воспитывая профессора. У нее очень милые и поддерживающие подруги.

*********

Ровно через десять минут чудовищный пироман Влад забирает меня от своей матери и нагло уводит. Я задумчиво смотрю на него, пока мы куда-то идем. Интересно, сохранились ли у него те самые фотки на фоне горящей машины? Если я спрошу — он взбесится?

— Мы что, уходим? — опоминаюсь я, когда вижу, что он ведет меня к дверям.

— Кажется, ты вылакала еще пару бокалов, пока болтала с подружками моей матери, не так ли, Цветкова? С тебя хватит.

Я закатываю глаза.

— Просто потихоньку пила, пока общались, а не «вылакала».

— Я видел. Ты присосалась к бокалам, как олигарх к нефтяной скважине, так что именно вылакала.

— Боже. Мне плевать, как ты это называешь и вообще, я не против, наконец, уйти отсюда.

Когда мы выходим, я замечаю сестру профессора, решившую какого-то черта покурить на улице какой-то электронный прибор. Она тут же замечает нас. Профессор, тем временем, достает по дороге свои сигареты, прикуривая.

— Сделал гадость и сваливаешь радостный? — хмыкает его сестра, когда он оказывается неподалеку. — Кать, брось его и оставайся с нами. Я подберу тебе более интересного человека, чем он. У меня много знакомых, шарящих в понятии «эмпатия», честное слово.

Чудовище останавливается, чтобы затянуться. Сделав это, он задирает голову, выпуская вверх дым, а затем щелчком отправляет едва начатую сигарету в сестру. Та взвизгивает, когда сигарета попадает прицельно в нее.

— Да какая ж ты мразь!

— Скажи еще что-нибудь такое же глупое, и узнаешь, какой сейчас мразью я могу быть.

— О-о. — тянет она с усмешкой, отряхиваясь от пепла. — Я больше других в курсе этого. Ты, наверное, попробовал все на мне, кроме убийства.

— Может, наконец, ты дождешься, когда я на тебе испытаю и это.

Я закатываю глаза. Начинается, блин.

— Вы никогда не думали помириться? — задаю я вопрос и получаю сразу два взгляда — один будто говорит «это что за чушь вылетела из твоего рта, Цветкова?», а второй будто бы размышляет, стоит ли мне вызывать скорую помощь.

— Даже когда он сдохнет, я буду каждый год приходить и плевать на его могилу. — отвечает сестра Влада, затягиваясь электронным прибором и выдыхая густой дым. — Ты вообще о чем, Катя? Он разрушил мне жизнь.

— Это говорит бесполезное существо, живущее сейчас лучше большинства людей, на мои деньги. — прежде чем я что-то отвечу, произносит Влад.

— Какие, нахрен, твои деньги?

— Те, которые ты клянчишь у отца. Они получены в том числе благодаря моему великолепному уму и навыкам управления. Миллиардную часть которых ты никогда в жизни и близко не заработаешь, даже если пойдешь торговать своей бесполезной тушей.

— Пошел ты на хер, ублюдок. Слишком уж преувеличиваешь свою значимость в доле отцовского бизнеса. У тебя нет великолепного ума, ты просто пролез по головам туда, где тепло. Если бы папа бросил тебя без своей помощи, ты бы давно просрал все и сидел в тюрьме.

— Твоего скудного ума не хватает даже заглянуть на пару шагов вперед и понять, что тебе стоит давно закончить огрызаться, как шавка, и начать ползать у меня в ногах, потому что в обозримом будущем я могу стать единственным источником денег для нашей семьи. Если бы ты этим занялась, я бы, может, кинул потом тебе пару бумажек, чтобы ты совсем не сдохла.

Я молча слушаю их перепалку, поджав губы. Похоже, не стоило даже шанса давать открыть этим двоим рот, и продолжать говорить о своем.

— Я имею в виду. — повышаю я голос, чтобы эти идиоты отвлеклись от своей ссоры и обратили внимание на меня. — Что у вас ведь не было особых причин для разногласий. Это произошло из-за слов, случайно брошенных вашим отцом, разве не так? Вы, блин, тянете это с самого детства и никто даже не попытался разобраться с причинами и поговорить друг с другом. У вас буквально не было особых причин ссориться, их нашел другой человек.

Влад приподнимает бровь после моих слов, будто бы я сказала что-то странное.

— А. — сестра, задумчиво курящая во время моего монолога, отмирает, глядя на меня. Мне кажется, что почему-то она немного тушуется. — Ты про тот случай, когда он поджег машину? Уже в курсе о нем? Ему влетело за дело. Знаешь, что он вообще тогда написал в соцсетях? Буквально цитирую: «Как жаль, что сегодня в ней не было владельца, но вскоре я это исправлю. Всегда было интересно узнать — будет ли пахнуть наш горящий учитель истории, как сочный шашлык?».

Я прикрываю глаза. Похоже, их мать очень сильно смягчает подробности прошлого Влада в своих рассказах. Да уж.

— Ты в курсе, что у твоего брата проблемы с эмпатией и моралью, и это ничем вообще не исправить.

— Это в нем и отвратительно. — произносит она, посмотрев на брата, который с высокомерным видом сейчас курит. — Я приняла сторону папы и он тогда обиделся. Начал игнорировать меня, а когда я пыталась заговорить с ним — унижал и обзывал. А потом и эта травля.

— Разве не ты первая что-то сказала про него?

Она закатывает глаза.

— Катя, это была чепуха, за которую я получила непропорционально много от него дерьма. Хочешь попытаться убедить меня в том, что лапочка? Я проходила психотерапию после его закидонов и организованной в школе травли, и ты меня не переубедишь.

— Это твой психотерапевт посоветовал тебе продолжать цепляться и злить человека, который разрушил тебе жизнь?

Она цыкает.

— Нет, но…

— Пфф. Просто кое-кто бросил психотерапию на полпути. — вмешивается с усмешкой чудовище. — Потому что иначе ей пришлось бы взять на себя ответственность за свое моральное состояние и дальнейшую жизнь, и бросить обвинять меня в своих бедах. Пережить кризис и признать, что она