— Я буду очень скучать по тебе.

— Я тоже буду по тебе скучать, — выдавила я. — Я буду на связи.

Выпрямившись, Тара смахнула слезу с глаз и кивнула.

— Тебе стоит.

Я всхлипнула, волосы прилипли к щекам.

— Можешь мне что-то пообещать?

Она согнула мизинец и, кивнув, соединила его с моим.

— Что угодно.

Я подняла альбом и протянула ей.

— Что это? — Ее пальцы с голубым маникюром скользили по персиковой обложке, на которой была единственная фотография, где мы сидим у озера. Уитни сделала ее предыдущим летом, когда мы облизывали красно-бело-голубое мороженое, глядя друг на друга с глупыми улыбками и захлебываясь от смеха. — Фотоальбом?

— Вроде того. Я давно работаю над этим альбомом. Я хочу, чтобы он остался у тебя. — Она хотела открыть его, но я остановила ее. — Позже. После того как я уеду.

— Хорошо. — Ее глаза встретились с моими, и она спросила: — Что за обещание?

У меня на глаза навернулись слезы, когда я представила себе Рида.

Его красивое лицо встало перед моими глазами, такое яркое, навсегда запечатленное в моей памяти. Его голос, его смех, драгоценная мелодия.

Моя любимая песня.

Я грустно улыбнулась, и из моих глаз снова потекли слезы.

— Попробуй.

Потребовалось мгновение, чтобы осознать сказанное. Когда это произошло, ее глаза вспыхнули.

— Я…

— Обещай, что попытаешься.

Постарайся понять. Постарайся увидеть в нем того, кто он есть на самом деле — доброго, благородного, любящего мужчину, который правильно тебя воспитал. Постарайся поставить любовь превыше всего. Пожалуйста, постарайся. Ради меня. Ради него.

Ради себя.

Моя безмолвная мольба прозвучала между нами, наши глаза встретились, и Тара сжала альбом двумя руками. По ее раскрасневшимся щекам снова потекли слезы, она отвела взгляд и кивнула мне.

Это было обещание, которое я заставлю ее сдержать.

— Я люблю тебя, Галс.

— Я тоже тебя люблю.

Мягкие улыбки тронули наши губы, когда Уитни подошла к нам по дорожке. Тара отступила в сторону, и Уитни приблизилась ко мне и заключила в теплые объятия. От нее пахло корицей и пирогом. Сладко, успокаивающе. Я обхватила ее руками и крепко прижалась, шепча ей на ухо слова своей вечной благодарности.

— Спасибо тебе за все, — сказала я. — За то, что подарила мне дом. Настоящий дом. За два прекрасных года, которые я никогда-никогда не забуду.

— О, Галлея. — Она не выдержала, ее тело задрожало в моих объятиях. — Ты так дорога мне. Для меня было величайшей радостью то, что ты жила здесь, с нами. Ты сделала наш дом настоящим.

В тот момент я поняла, что я не слабая и мне многое по силам.

В конце концов, я любила Рида Мэдсена.

Я любила его всеми желудочками и камерами своего разбитого, едва бьющегося сердца.

И теперь я уходила.

Оставляла их всех.

Это было самое тяжелое, что я когда-либо делала. Годы жестокого обращения и издевательств меркли по сравнению с этим чувством. Этим душераздирающим чувством, когда добровольно оставляешь позади что-то настолько прекрасное. Эти люди были моей семьей. Они были моим сердцем.

Уитни отстранилась и обняла мои щеки ладонями.

— Я поговорю с ней, — пообещала она, поглаживая мое лицо. — Все будет хорошо. Мы справимся с этим.

Мои губы задрожали.

— Ты ведь знаешь правду, да?

— Я знаю, что прощение, рост и понимание можно найти даже при самых мрачных обстоятельствах. Я знаю, что любовь обладает силой. Силой ломать и разрушать и силой восстанавливать. — Она смахнула слезу. — Я знаю, что то, чему суждено случиться, обязательно произойдет. Нельзя торопить события. Нельзя притворяться. Нужно просто подождать, пока пройдет буря, и собрать осколки, когда придет время.

— Мы никогда не хотели причинить кому-то боль, — тихо сказала я.

— Я это знаю. Поверь мне, я была на твоем месте. Я принимала ужасные решения, и они имели последствия. Здесь нет правильного или неправильного. Есть только то, что есть, и то, что будет. Ты станешь сильнее, Галлея. И Тара тоже. Вы обе молоды. Никогда не поздно простить и осознать.

Я снова обняла ее, вдыхая ее сладкий аромат и слова утешения.

— Ты не испытываешь к нему ненависти?

Это имело значение.

Это было важнее всего.

— Нет, — сказала она. — Я разочарована, что все так вышло, но такова жизнь. А жизнь слишком коротка, чтобы ненавидеть тех, кто нам дорог. Тара скоро это поймет.

Я позволила ее мудрости проникнуть в меня и принести хоть какое-то подобие облегчения среди всей этой боли. Оставалось только надеяться, что все трещины, которые я привела в движение, затянутся в мое отсутствие. Воцарится любовь. Все будет хорошо.

Со временем.

Когда я направилась прочь, входная дверь распахнулась, и меня настигло последнее прощание в виде четырех лап и виляющего хвоста. Я снова сломалась и рухнула на колени, когда Божья коровка подбежала ко мне и бросилась в мои объятия.

Я прижала ее к себе, заливая золотистую шерсть слезами. Я благодарила ее за то, что она была моим другом. Моим верным спутником. Постоянным напоминанием о том, что безусловная любовь может проявляться во многих формах.

— Будь хорошей девочкой, Божья коровка, — сказала я. — Позаботься о Таре и Уитни. — Мое сердце сжалось, обливаясь кровью, разрываясь на части. — Позаботься о Риде.

Я поцеловала ее голову и почесала за ушами.

Затем я попрощалась с ней.

Со сдавленным рыданием я оглянулась в последний раз. Тара и Уитни махали мне вслед, а Божья коровка сидела посреди подъездной дорожки, ее лапы двигались вверх-вниз, словно она хотела побежать ко мне, но знала, что не может. Она скулила, и этот звук пронзил мое сердце.

Она знала.

Она знала, что я не вернусь.

И в глубине души я тоже знала — это был последний раз, когда я ее видела.

Когда мы ехали по знакомой дороге, а дом Стивенов становился все меньше и меньше в зеркале заднего вида, меня охватило странное чувство.

Я подскочила на своем сиденье, грудь сдавило, сердце заколотилось.

— Мы можем сделать небольшую остановку?

Скотти убавил громкость и бросил на меня короткий взгляд.

— Конечно. Где?

— Всего через несколько улиц.

Мы поехали на Брэдшоу-авеню. Вдоль старой улицы росли высокие ветвистые деревья, а за ними виднелись маленькие домики. Посыпанные гравием подъездные дорожки, покосившиеся фонарные столбы, ребенок, катающийся на розовом трехколесном велосипеде. Знакомые места прожигали дыры во мне, пока я вдыхала