— То-то же, — говорю я. — Мы оба виноваты в том, что наш брак развалился. Но ты решил свалить всю вину на меня и сбежать.

— Я не сбегаю, — тихо отвечает Руслан. — Я просто больше не могу так жить.

— А я могла? — Мой голос срывается. — Ты думаешь, мне было легко? Каждый день ждать, когда ты, наконец, заметишь, что я существую?

Мы смотрим друг на друга, и в этой тишине столько боли, что хочется кричать.

— Тогда зачем ты борешься за этот дом? — спрашивает он. — Зачем тебе всё это, если мы оба были несчастны?

— Потому что у нас есть сын, — отвечаю я. — Потому что я не хочу, чтобы он думал, что любовь — это что-то, от чего можно просто отказаться, когда становится трудно.

— Но ведь любви между нами уже нет, — произносит Руслан, и каждое его слово — как удар ножом.

— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я. — Может, она просто заблудилась среди наших обид и усталости?

Он долго молчит, потом заводит машину.

— А ведь я действительно могу завтра вернуться, — говорит он. — И тогда у меня будут все нужные разрешения. Подумай об этом.

Машина отъезжает, а я стою посреди пустого двора и чувствую себя полностью опустошённой. Что за маразм с нами происходит? Ещё утром я была полна решимости бороться, а сейчас...

Сейчас я просто устала. Устала злиться, устала доказывать свою правоту, устала жить в этой войне.

Захожу в дом и сажусь на кухне с чашкой чая. Руки дрожат, и я не могу понять — от злости или от того разговора, который у нас только что был.

В половине шестого приезжает Савелий.

— Мам, а что у папы случилось? — спрашивает он, снимая рюкзак, — Почему он уехал?

— Наверное, какие-то дела, — уклончиво отвечаю я.

Савелий молча идёт к холодильнику, достаёт молоко. Потом вдруг поворачивается ко мне:

— Мам, а вы с папой когда-нибудь были счастливы?

Вопрос застаёт меня врасплох. Как объяснить одиннадцатилетнему ребёнку то, что я сама до конца не понимаю?

— Были, — говорю я после паузы. — В самом начале мы были очень счастливы.

— А что случилось потом?

— Потом... — Я ищу правильные слова. — Потом жизнь стала сложнее. Работа, заботы, усталость. И мы забыли, как быть счастливыми.

Савелий кивает, как будто это объяснение его устраивает.

— А можно это вспомнить? — спрашивает он.

— Не знаю, сынок, — честно отвечаю я. — Может быть, можно. А может быть, уже поздно.

Он обнимает меня, и я чувствую, как у меня на глаза наворачиваются слёзы.

— Я не хочу, чтобы вы расходились, — шепчет Савелий.

— Я тоже не хочу, — признаюсь я. — Но иногда люди не могут жить вместе, даже если они этого не хотят.

Вечером, когда сын ложится спать, я сижу в гостиной и думаю о сегодняшнем дне. Его слова — "Ты не знаешь, с кем связалась" — ещё висят в воздухе, как неприятный запах.

Но почему-то внутри меня зарождается что-то новое: не страх, не ярость, а холодная, расчётливая решимость. Я не просто защищаюсь — я готовлюсь к атаке.

Руслан прав — я не знаю, с кем связалась. Но он тоже не знает, на что способна женщина, которая в одно мгновенье потеряла всё.

Завтра он вернётся с новыми попытками меня сломить. А я буду готова. Потому что это не просто война за дом. Это война за мою жизнь, за будущее моего сына, за то, чтобы не сдаться без боя.

И если Руслан думает, что сегодняшняя суета с инспекторами — это всё, на что я способна, то он очень сильно ошибается. Я только начинаю.

Война разгорается — и я не намерена её проигрывать.

Внезапно в кармане завибрировал телефон. Незнакомый номер. Я отвечаю, и серьёзный голос на другом конце скребёт ледяными пальцами по моей спине: "Злата Владиславовна? Вам нужно поговорить с адвокатом. Срочно". Кто это? И почему у меня вдруг возникло ощущение, что Руслан уже сделал свой новый ход первым — только не там, где я ожидала?

Глава 4: Мой адвокат съест твоего на завтрак

Когда я захожу в офис адвоката Тихона Мензурова, моё сердце колотится так, будто я иду на операцию. И в каком-то смысле так и есть — сегодня будут резать по живому.

— Злата Владиславовна, — Тихон встает из-за стола, протягивая мне руку. — Готовы к битве?

— Готова к войне, — отвечаю я, и мой голос звучит увереннее, чем я себя чувствую.

Господи, как же я нервничаю. Руки дрожат, и я сжимаю их в кулаки, чтобы это не было заметно. Мензуров — мужчина лет пятидесяти, худощавый, в очках, с проницательным взглядом. Говорят, он может вытащить из грязи любое дело. Надеюсь, и моё тоже.

— Садитесь, — он указывает на кресло напротив. — Через пять минут придёт ваш муж со своим адвокатом. Скобеев, кажется?

— Модест Скобеев, — киваю я. — Тяжеловес. Говорят, беспринципный, но эффективный.

— О, знаю его, — усмехается Тихон. — Агрессивный переговорщик. Любит с места в карьер. Но у меня двадцать лет опыта бракоразводных процессов, так что не волнуйтесь.

Я смотрю на него и думаю: "А если я волнуюсь? Если трясусь как осиновый лист?" Но вслух говорю только:

— Мой муж не из тех, кто сдаётся легко.

— И вы не из таких, судя по всему, — отвечает он, поправляя очки.

В этот момент дверь открывается, и в кабинет входит Руслан. Чёрт, как же он хорошо выглядит в этом темно-синем костюме. Всегда умел одеваться со вкусом. За ним следует высокий представительный мужчина в дорогом костюме — это, должно быть, Скобеев.

— Здравствуйте, — холодно говорит Руслан, даже не глядя в мою сторону.

— Модест Валерьевич Скобеев, — представляется его адвокат, пожимая руку Мензурову. — Приятно познакомиться, коллега.

Мы рассаживаемся по разные стороны стола. Я в своём строгом чёрном костюме, волосы убраны в элегантный пучок — боевой раскрас на