Запел мой мобильник, и я, забыв о своем положении, приложила его к здоровому уху, и машинально ответила:

– А—а—о! – что означало "Алло".

– Привет, милая! – услышала я нежный голос – Узнала?

Я взглянула на экран, хотя могла бы этого не делать. Такой чарующий "муррр" был только у Марка.

– Так ты придешь на мое выступление? – спросил этот котя.

– Уумм! – ответила я, что означало "нет"

– Ты пьяная, что ли, с утра пораньше? – удивился Марк – Или всю ночь бухала?

– Ууу! – воскликнула я, что означало просто "ууу".

– Я сейчас к тебе зайду! – заявил он, чем изверг из меня вопль ужаса.

Который услышала Марго, и заглянула ко мне.

Я, продолжая вопить, протянула подруге телефон, махая рукой, что означало "Нет, только не это!"

Марго меня поняла, и схватив телефон, заорала в него:

– Отвали, козел, и не звони больше!

После чего нажала отбой, положила мобильник, и спросила:

– Кто это был?

Моя жизнь кончена! Оказалась в заточении, длившемся два месяца… Каждые три дня ездила к врачу, и это были мои единственные вылазки на свежий воздух. Нас с Марго удивляли столь частые визиты к доктору, но, решили мы, он просто такой хороший, ответственный и внимательный врач. Когда я смогла разговаривать, мы с доктором стали беседовать на разные темы – Зайцев объяснил, что по артикуляции судит о моем состоянии. Но, со временем мне стало казаться, что Андрей лукавит – походу, я ему нравилась. И он мне тоже – молодой, симпатичный, умный. Однако, как быть с Машей? У них же раньше были отношения, и вообще… Маше Зайцев, думаю, до сих не безразличен – каждый раз после моего визита в больницу она допрашивала меня: как Андрей выглядел, как лечил, и что говорил.

С Машей вышел казус, первый за время ее проживания у меня, но довольно значительный. Они, как всегда, грызлись с Марго, потом писательница ушла, а через час позвонили из полиции, и сообщили, что подруга пыталась покончить жизнь самоубийством. Марго меня не пустила ехать в отделение, и стала одеваться сама, под мою ругань, что это она довела бедную девушку! Побледневшая подруга оправдывалась:

– Да ничего такого… Все как обычно …

Пока ее не было, я вся извелась, потому что понимала, что к писательнице должно быть теперь особое отношение, и особый уход. Но, как ухаживать за потенциальными суицидниками, я не знала.

Каково же было мое изумление, когда, услышав, что хлопнула входная дверь, я услышала и то, что вернувшиеся подруги опять ругаются!

– Марго! – возмущенно крикнула я.

– Они меня неправильно поняли! – гневно воскликнула Маша, влетая в комнату.

– Вот-вот, расскажи Тине! – злобно кривилась Марго.

– Я пишу сцену, где девушка пытается совершить самоубийство! – продолжала Маша – Ее конечно спасет главный герой, но мне же надо описать эмоции, которые никогда не испытывала, и…

– И она залезла на перила моста! – докончила фразу Марго.

– А потом мне было не слезть, потому что высоко, и страшно! – добавила Маша.

Это происшествие имело некоторые последствия – Маша влюбилась в копа, снимавшего ее с перил, и попыталась продолжить знакомство, но мужчина в форме пригрозил, что сдаст женщину в психушку, если она не уймется – он посчитал, что Маша шизанутая. Сердце писательницы опять было разбито, и мы с Марго всячески пытались его залечить.

Маргоша даже знакомила подругу с мужчинами из своего окружения, богатыми и успешными, но они все были девушкой отвергнуты – один слишком лыс, второй слишком невысок, третий слишком толст…

Помимо утешения Маши у меня было еще одно занятие – я часами пялилась в окно, надеясь увидеть Марка. И один раз увидела, и мне даже показалось, что он посмотрел на меня. Я шарахнулась в сторону, и успокоила себя тем, что взгляд Марка мне почудился.

Болезнь моя практически прошла, лицо стало нормальным, без перекосов. И доктор Зайцев пригласил меня на свидание. Ну, он прямо не сказал, что свидание, а просто выпить кофе в соседнем с больницей кофейне, во время его обеденного перерыва. Там он сообщил мне, что, к сожалению, мы не увидимся, некоторое время. Конечно, я уже поправилась, и в визитах в больницу не нуждалась, что не мешает нам встречаться вне ее стен. Но, доктор отбывал на какие-то курсы, на целых два месяца, поэтому и не увидимся. Я тоже немного огорчилась – Андрей мне нравился. Мы договорились созваниваться, и Зайцев проводил меня до моей машины. Прощаясь, он неловко чмокнул в щечку, покраснев при этом, как рак, и такое смущение Андрея меня удивило – не мальчик уже, сорок скоро! Ну да бог с ним! Возможно,мы больше не встретимся – два месяца срок большой.

Наконец-то вырвалась из заточения, и вернулась на работу! Где ждал неприятный сюрприз – меня убрали с должности репортера, и перевели в монтажеры. Возможно, болезнь повлияла на психику, но изменения в моем характере первым ощутил БОЛЬШОЙ БОСС. Я влетела в его кабинет как фурия, и принялась орать так, что задрожала мебель.

– Что же получается, – кричала я – если человек заболел, работая на износ во благо канала, днями и ночами, то его можно выкидывать, как изношенную тряпку?

В общем, я высказала все, что думала, потребовала восстановить в должности, и предоставлять эфир для собственной программы. А иначе, пригрозила я, буду писать, и везде рассказывать про несправедливость, царящую на одном из центральных каналов нашей страны.

Мое оранье закончилось плачевно – опять перекосило, правда, ненадолго, и вскоре прошло. Но босс испугался( кто хошь бы напугался моей рожи), и скорее всего, меня пожалел. Должность вернули, и более того – назначили главной в нашем отделе, так как Ремизов еще не вернулся, а Инна ушла в декрет, и управлять было некому. Кстати, Инна и читала лекции вместо меня, пока я болела.

В универ я неслась, как на свидание. Студенты обрадовались моему возвращению – как я поняла, Инна занималась с ними для галочки, так как ее мучил токсикоз, и ей было не до лекций.

Да, студенты обрадовались – все, кроме Дубнова, потому что он на занятия не