— Мать, а тебе не кажется, что он похож на того чувака из приложения для знакомств?

— Да ну. Таких совпадений не бывает.

— Наверное. В сауну пойдем?

— Если ненадолго. У меня через два часа клиент.

В итоге удается неплохо расслабиться. От жара сильнее обычного кружится голова. Зато вместе с потом выходят остатки похмелья.

На работу приезжаю как новенькая. Успеваю поздороваться с администраторами и повесить пальто в шкаф, когда меня окликает постоянная клиентка салона.

— Юль, можно тебя на пару слов?

— Конечно, Людмила Васильевна. Прекрасно выглядите! Узнаю Машину руку.

— И Семена, надо полагать.

— Да… — закрываю за нами дверь пустующего косметологического кабинета.

— О нем я и хотела поговорить.

— Что-то не так? Вам не понравилась укладка? — окидываю прическу женщины придирчивым взглядом, но не нахожу, к чему бы придраться.

— Если бы. Боюсь, у него проблемы посерьезнее, Юль. Он меня сушит, а сам пританцовывает на месте. Ни секунды покоя, весь дерганый, глаза бегают… — со слезами рассказывает Поперечная. Мне сходу становится понятно, и к чему она клонит, и с чего вдруг такая реакция. Не так давно Людмила Васильевна похоронила сына, который загубил себя точно так же, как сейчас себя губит мой лучший парикмахер. — Ты прости, но людям, более-менее сведущим, за километр видно, что он под чем-то… И если я тебе по-свойски пожалуюсь, то клиент повзыскательнее просто уйдет и никогда сюда не вернется.

Твою мать, Сёма! Только этого мне сейчас и не хватало! Золотой мастер — единичный, но…

— Я поняла, Людмила Васильевна. Спасибо за сигнал. Даже не сомневайтесь, я этого так не оставлю.

— Если понадобится помощь — обращайся. У меня и адреса клиник есть, и выходы на хороших наркологов…

— Спасибо. К сожалению, мы это тоже не раз уже проходили.

— Мне очень жаль.

— Да… Спасибо. И пожалуйста, примите в качестве извинений…

— Нет-нет, об этом даже речи не может быть! Я оплачу работу! — не дает мне договорить Поперечная. — Речь ведь не об этом совсем, Юлечка. Что ты?

Женщина искренне возмущена, поэтому я не настаиваю. Если ей так хочется оплатить услугу — пускай. Провожаю ее до ресепшена и возвращаюсь в зал.

— Семён…

— М-м-м? — и правда, ведь дергается! Как будто у него уж в трусах.

— Не догадываешься, о чем я хочу поговорить?

— Нет, — улыбается, клоун!

— Давай попробуем еще раз. Не догадываешься, о чем я хочу поговорить? — давлю взглядом. Ну, как так, а? Мы же договаривались! Он мне обещал — сказать, если сорвется.

— Юлька, да что случилось-то?

— Я отстраняю тебя от работы.

— Почему?

— Не могу подпускать тебя к людям в таком состоянии.

— Я в норме! — бесится Сёма.

— Нет. И пока ты себе в этом не признаешься, я ничем тебе не смогу помочь. Извини.

— Да ты гонишь! У меня запись до конца месяца!

— Придется девочкам взять на себя твою нагрузку. — Пожимаю плечами. — Позвони мне, если тебе понадобится какая-то помощь.

От обиды хочется плакать. Жизнь так несправедлива! Сёма ведь на самом деле классный мужик, когда не употребляет. И подставляет меня, лишь когда срывается. Твою ж мать, как во время! Засада по всем фронтам…

— Пошла ты! — уходя, Сёма нарочно переворачивает парикмахерский столик. На пол летят расчески, банки, склянки и новенький Дайсон. На грохот сбегается весь салон.

— Я еще вчера заметила, — шепчет мне на ухо Даша — еще одна визажистка. — Но думала, может, показалось.

— Нет, — вздыхаю я. — Маш, быстро звони Степной. Возможно, она сможет выйти. Если нет — всех по списку. И размещай объявление об открывшейся вакансии.

— Вот же дурак. Не живется спокойно… — причитает мастер маникюра.

— Ну что уж. Шоу маст гоу он. Возвращаемся к работе.

Из-за Сёминого демарша у нас творится настоящий дурдом. Мы, конечно, выкручиваемся, сделав некоторые рокировки состава, и чтобы залатать дыры, мне самой приходится взять часть клиентов. Ситуацию несколько скрашивает радость барышень, которые и мечтать не могли, что их накрасит сама Юля Мо. Улыбаясь им, я испытываю довольно смешанные чувства — и радость, и тоску, и необъяснимую грусть от воспоминаний о тех временах, когда я только начинала свой профессиональный путь. Сколько с тех пор сделано — страшно представить.

Эдик звонит в седьмом часу, когда я, закрутившись, уже и думать о нем забыла.

— Привет. Ты почему не забрала детей с тренировки? — наезжает сходу.

— Меня никто не просил. Ты же с ними живешь, значит, эти моменты теперь на твоем контроле.

— Что за бредни? Ты их мать!

— А ты отец. Если тебе нужна моя помощь — пожалуйста, предупреждай заранее, чтобы я могла подстроить свой график. Ты ничего не сказал — я полагала, что вы без меня справляетесь.

— Мы справляемся!

— Тогда какие ко мне вопросы?

— Юля!.

— Послушай, я на работе. Мне неудобно говорить.

— Ладно! — рявкает Моисеев. — Я заберу их сам.

— Вот и славно. Как освобожусь, скину тебе «рыбу» мирового. Если тебя все устроит, завтра подам заявление.

— Какое заявление?

— На развод. Ну все, Эдик, пока… У меня правда по горло дел.

Глава 5

— Ну, что? Ты посмотрел?

— И тебе здравствуй, Юля… — иронизирует Моисеев.

— Извини, — вздыхаю я, тревожно косясь за спину. Вчера мы как-то выкрутились, сегодня тоже пока справлялись. Вот, я даже выкроила немного времени на звонок в промежутке между клиентками. А там, глядишь, и вовсе освобожусь, весна — не самое жирное время в нашей профессии. — У меня на работе дурдом. Сёма опять сорвался — вся запись псу под хвост.

— А я уж думал, ты спецом нам жизнь портишь, — хмыкает Эдик, опрокидывая меня в реальность. А ведь по привычке делясь с ним своими проблемами, я будто вернулась в прошлое, где не было ничего — ни того разговора, ни Эдькиных признаний в любви другой, ни моего переезда, ни судов… Твою ж мать!

— Даже так? — усмехаюсь я. — Хорошего же ты обо мне мнения.

— Юль, ты с детьми не виделась с тех пор, как ушла. Я уж молчу о том, что ты не забрала их с тренировки.

— Я ушла? Моисеев, ты вконец охренел?!

— Вот только не надо, Юля? Тебя никто не гнал в шею. Ты сама в тот же день съехала. А теперь еще это заявление…

— А с заявлением что не так? — не став тратить время на пустые пререкания, в которых мы никогда не придем к общему мнению, возвращаю нас к теме