— Возможно, не лучший мой поступок.

— Разве не ты всегда говорил мне держать себя под контролем?

— И то верно, — отвечает он с иронией. — Но ко­гда дело касается моих детей, я способен на все. — Он снова вздыхает. — Купер, я был тебе не лучшим отцом. То, как ты смотрел на меня вчера, разбило мне сердце. Прости, что я так сильно все продолбал. И мне надо было это услышать. Надеюсь, ты планируешь остаться с этой девушкой, потому что она тебе пригодится.

Я наклоняю голову и слегка улыбаюсь.

— Она лучшая.

— И ты заслуживаешь лучшего. Ты заслуживаешь отца, который не даст тебе усомниться в его любви.

Я поднимаю взгляд: папин голос ломается. В его глазах стоят слезы, и, когда он моргает, несколько капель скатываются по его лицу. Не знаю, видел ли я раньше своего отца плачущим. Возможно, когда Джеймса взяли в «Иглз»? На похоронах деда? Я качаю головой, едва осознавая, что он говорит.

— Ну, в смысле, я знаю… Я знаю, что ты меня любишь.

— Я люблю тебя. Я любил тебя с того момента, как мы с твоей матерью узнали, что нам настолько повезло, что у нас будет второй сын.

Я прикусываю губу. Через дорожку друг за другом гоняются две белочки. Мимо проходит женщина с ребенком на руках. Так много обыденных вещей про­исходит вокруг нас, и все же мое сердце бьется, как будто я бегу по льду, выходя один на один к воротам противника.

— Купер, посмотри на меня.

Это сложно, но я заставляю себя. Папа аккуратно вытирает глаза платком, а потом складывает его вчетверо и убирает в карман.

— Я всегда гордился тобой, даже когда не показывал этого. Особенно я горжусь тем, каким мужчиной ты становишься. И прости, что ты сомневался в этом. Прости, что ты чувствовал, будто того, что ты делаешь, недостаточно.

Мои глаза застилают собственные слезы. Я нетерпеливо их смаргиваю.

— Почему ты никогда… просто не говорил этого? Например, когда я стал капитаном, а ты вел себя так, будто тебе все равно?

— Мне было не все равно. Я так охерительно гордился тобой, что едва мог говорить. — Он горько смеется. — Но я только узнал о твоем дяде и Джеймсе. Я пытался защитить тебя, и конечно же, все, что я сделал, — подтолкнул тебя к нему.

— Папа?

— Да, сын?

— А ты… — Я замолкаю. Сука, это сложно, но я должен получить ответ, раз и навсегда. Если он всерьез говорит о честности, то это шанс спросить. — Ну, ты не хотел бы, чтобы я играл в футбол? Я разочаровал тебя, выбрав хоккей?

Он снова удивляет меня, осторожно отставляя в сторону мой стаканчик кофе и заключая меня в объятия. На секунду я замираю, и мой мозг зависает, пока я пытаюсь понять, что происходит — объятия от моего отца, живущего в стиле «пожмите-руку-да-сэр», — но потом я расслабляюсь. Это как когда я приехал к тренеру, но лучше, потому что меня обнимает мой отец, а не отец моей девушки.

— Никогда. Ни на секунду.

— Ты уверен? Потому что Джеймс…

Он долго и успокаивающе гладит меня по спине.

— Это Джеймс. Ты — это ты. Я никогда не хотел, чтобы ты был кем-то, кроме себя, и я сам виноват, что не смог до тебя это донести. Мой отец — твой дед — старался как мог, понимаешь? Но он был суровым человеком. Всегда был следующий шаг. Всегда было куда идти дальше. И в основном это работало как мотивация для меня. Но теперь я вижу, что тебе нужно совсем другое, и мне жаль, что я так долго тебя подводил.

Он делает глубокий судорожный вдох.

— Я буду говорить тебе это столько, сколько нужно. Я не хочу оставлять свою любовь невысказанной или неощутимой. Больше никогда. Ты ценен для меня, сын.

Я уверен, что мои мозги замкнуло. Я пытаюсь ответить, но у меня перехватывает горло. Наконец я умудряюсь тихо выдавить:

— Спасибо.

Он целует меня в макушку. Я закусываю щеку. Он не делал так с моего раннего детства. Мальчик в спальне, обставленной в хоккейной тематике, ждет, пока его отец-квотербек вернется домой с игры, чтобы поцеловать его на ночь. Я не засыпал допоздна, что мне не разрешалось, только чтобы провести с ним еще несколько секунд.

— Я в любом случае ехал повидаться с тобой, знаешь ли, — говорит папа. — Через день после того, как ты влез в драку.

— Не для того, чтобы сказать про дядю Блейка?

— Нет. И я жалею о том, что сказал. — Он отстраняется и откашливается. — Я хотел устроить сюрприз — обед, чтобы отпраздновать вашу победу в хоккейном Востоке. Но по дороге мне позвонил Себастьян, и я позволил своему волнению и страху взять надо мной верх. Мы должны были праздновать твое достижение, а вместо этого я все испортил. Опять.

Я узнаю́ о том, что он собирался сделать — пусть даже этого не случилось, — и это облегчает боль в моей душе.

— Мы можем сделать это сейчас, — предлагаю я. — Устроим попозже ужин с Пенни и ее отцом. Я очень хочу, чтобы ты поговорил с тренером и поближе познакомился с Пен.

Он кивает.

— Твоя мать тоже захочет там быть, я уверен. В конце концов, мы поедем вместе с ней смотреть региональные матчи. И «Ледяную четверку» тоже, когда вы до нее доберетесь.

У меня внутри разливается тепло.

— Если доберемся.

— Доберетесь. — Папа кивает, как будто это непреложный факт. — Я видел запись, сын. Вы туда доберетесь, и вы победите.

Я провожу рукой по волосам. После такого разговора между нами это абсурд, но я все еще немного нервничаю, задавая ему вопросы. Я слишком долго беспокоился из-за отвержения им — и все же, если эти отношения и правда двинутся вперед и станут другими, я должен работать над ними не меньше, чем он.

— Так что, мне устроить все вечером? Или ты слишком занят?

— Для тебя — никогда. — Он забирает свой кофе и остатки бейгла, а потом хлопает меня по плечу. — Пойдем посмотрим, как народ катается на коньках. И ты расскажешь мне побольше о девушке, на которой однажды женишься.

68

Пенни

Эпилог

Несколько недель спустя

Купер зарылся лицом между моих бедер, делая мне куни так, будто это его последняя трапеза. Можно подумать, что так и есть: он так хотел, чтобы все было идеально, прежде чем мы поедем на «Ледяную четверку». И я снова готовлюсь вот-вот кончить, когда замечаю время на часах. Впервые увидев спальню Купера, я обозвала его дедулей за старомодный будильник у кровати, но сейчас… Я благодарна, потому что без будильника я бы не поняла, что мы должны были вый­ти из кампуса десять минут назад. Пятнадцать, будь мы умненькими.

Мы точно не умненькие.

Я не хотела будить его своим лучшим косплеем Арвен, но увидела Список, пролистывая вчера тетрадь на паре по литмастерству, и вспомнила, что так-то мы вычеркнули не все пункты. Уши у меня уже были, ну и… это привело к поцелуям, вагинальному оргазму и сквирту, и такому выражению на лице Купера, будто он сейчас меня сожрет. Я бессильна противостоять этому взгляду, но в свою защиту могу сказать, что большинство женщин со мной бы согласились. Когда Купер Каллахан трахает тебя глазами, а потом становится на колени, его нельзя отвергать.

Я шлепаю ладонью по его плечу.

— Купер!

— М-м, — отзывается он.

От вибраций его голоса я теряю концентрацию, но потом вижу свой телефон — на полу, наполовину под столом, — со светящимся экраном и входящим звонком. Спорю на свой последний оргазм, что это звонит папа, чтобы спросить, почему мы еще не в центре Маркли, готовые ехать в аэропорт.

— Купер. Каллахан. Мы опоздаем.

Он только обводит языком мой клитор.

— Обожаю, когда ты так произносишь мое имя.

— Я серьезно.

— Моя королева, ты не уйдешь без очередного оргазма.

Я хихикаю над его