— Должны были об этом думать раньше, — спокойно отвечает Максим. — Когда решали, поддержать своих врачей или прогнуться под административное давление.

— Но куда вы пойдёте? — почти умоляющим тоном спрашивает Клочков. — В частные клиники? Там совсем другие порядки, другая этика...

— Мы создаём собственную клинику, — говорю я, испытывая странное удовлетворение от его растерянности. — В Санкт-Петербурге. Там, где нас ценят не за медийность, а за профессионализм.

Клочков опускается в кресло, словно получил удар.

— Елена Викторовна, Максим Игоревич, давайте подумаем ещё... Может быть, есть условия, которые заставили бы вас остаться? Повышение зарплаты, новое оборудование, административные льготы?

— Самоуважение не покупается, — отвечаю я, беря со стола свои документы. — А его у меня здесь больше нет.

Максим тоже забирает свои бумаги:

— Мы написали переходные записки для наших пациентов, передали все дела коллегам. Последний день работы — завтра. Со следующей недели считайте нас бывшими сотрудниками.

Выходим из кабинета под тяжёлым взглядом главврача. В коридоре нас перехватывает группа коллег — Ирина, несколько врачей и медсестёр, с которыми работали долгие годы.

— Правда, что вы увольняетесь? — спрашивает Ирина, и в её голосе слышится отчаяние. — Совсем?

— Правда, — киваю я. — Прости, но по-другому не получается.

— Но почему сейчас? — недоумевает доктор Морозова. — Когда всё наконец-то наладилось, когда тебя реабилитировали?

— Именно поэтому, — отвечает Максим. — Реабилитация по принципу "а, так это же знаменитость!" нас не устраивает. Мы не хотим работать там, где нас ценят только за внешний блеск.

Ирина подходит, обнимает меня:

— Понимаю. И... завидую. У вас хватает мужества начать сначала, а у меня нет.

— У тебя есть, — возражаю я. — Просто пока не пришло время им воспользоваться.

Прощания с коллегами даются тяжело, но без сожалений. Этот этап жизни закончен. Впереди — новый, с чистого листа.

Дома нас встречают дети, уже вовсю упаковывающие вещи. Ника методично складывает книги в коробки, Даниил с энтузиазмом запихивает игрушки в сумки.

— Ну что? — спрашивает Ника, не отрываясь от работы. — Написали заявления?

— Написали, — подтверждаю я. — С понедельника мы официально безработные.

— А со вторника — владельцы клиник в Петербурге! — радостно добавляет Даниил.

Мама выходит из кухни с чашкой чая:

— Как восприняло начальство?

— Болезненно, — усмехается Максим. — Обещали повышения, льготы, новое оборудование. Все, кроме самого главного — уважения к человеческому достоинству.

— И правильно сделали, — одобрительно кивает мама. — Иногда нужна смелость всё бросить и начать заново. В вашем возрасте это особенно ценно.

Вечер проводим за упаковкой вещей. Удивительно, как много накапливается за годы жизни — фотографии, книги, детские поделки, памятные мелочи. Каждую вещь приходится решать: брать в новую жизнь или оставить в прошлом.

— Мам, а это? — Ника показывает рамку с фотографией нашей семьи пятилетней давности. На снимке мы все вместе — я, Павел, дети. Все улыбаемся, обнимаемся, выглядим счастливыми.

Смотрю на фото и понимаю, что не испытываю ни боли, ни сожаления. Только лёгкую ностальгию по тому времени, когда верила в возможность такого счастья.

— Возьмём, — решаю я. — Это часть вашей истории. Неважно, как всё закончилось — тогда мы действительно были семьёй.

Ника кивает, аккуратно заворачивает фотографию в бумагу.

— А когда мы приедем в Петербург, сделаем новые фотографии, — говорит она. — Нашей новой семьи.

Новой семьи. Звучит правильно. Я, дети, Максим, Полина, возможно — мама, если решит переехать вместе с нами. Семьи, построенной не на обмане и принуждении, а на взаимной поддержке и искренности.

Засыпаю этой ночью с ощущением завершённости. Завтра последний день на старой работе, последние прощания с московской жизнью. А послезавтра — дорога в Санкт-Петербург, к новой работе, новым возможностям, новому началу.

Глава 43

Самолёт заходит на посадку в Пульково, и я прижимаю лицо к иллюминатору, разглядывая панораму Санкт-Петербурга с высоты. Город расстилается внизу, величественный и немного суровый, с блестящими лентами рек и каналов, с золотыми куполами и шпилями. Моя новая родина на ближайшие годы, а может быть, и на всю оставшуюся жизнь.

— Мам, смотри! — Даниил тыкает пальцем в окно. — Там такие красивые дворцы!

— Это не дворцы, дурачок, — поправляет его Ника, но без злости. — Это обычные дома. В Петербурге все дома красивые.

Максим сидит в ряду напротив с Полиной, что-то ей объясняет, показывая на путеводитель. За эти три недели, прошедшие с момента окончательного оформления документов, мы все стали намного ближе. Не только я и Максим — наши дети тоже привыкли друг к другу, начали воспринимать себя как одну большую семью.

Аэропорт встречает нас суетой и шумом, но есть в этом что-то радостное, праздничное. Анна Петровна обещала встретить нас лично, и я высматриваю её знакомую фигуру среди толпы встречающих.

— Елена! Максим! — слышу знакомый голос, и вот она — элегантная, с прямой спиной, в сопровождении молодого мужчины в водительской форме.

Рядом с ней стоит девочка — тонкая, с большими тёмными глазами, явно стесняющаяся окружающей суеты. Мария. Та самая девочка, ради которой мы изменили всю свою жизнь.

— Как я рада вас видеть! — Анна Петровна обнимает меня, потом Максима. — А это ваши дети? Какие они замечательные!

Представляю Нику и Даниила, которые вежливо здороваются, но держатся немного скованно. Новое место, новые люди — это всегда стресс для детей.

А вот Мария, наоборот, оживляется при виде нас с Максимом. Подходит, немного хромая — нога ещё не восстановилась полностью, но врачи обещают полное выздоровление.

— Доктор тётя Лена! — говорит она по-русски, но с лёгким акцентом. — Доктор дядя Максим! Я так ждала вас!

Обнимаю её, и сердце сжимается от нежности. Вот ради чего стоило пережить все испытания последних месяцев — ради возможности продолжать спасать таких детей, давать им шанс на нормальную жизнь.

Полина подходит к Марии, протягивает руку:

— Привет, я Полина. А ты Мария, да? Папа рассказывал о тебе.

— Привет, — отвечает Мария, улыбаясь. — Я хорошо помню твоего папу. Он очень добрый доктор.

Ника, увидев, что