Но в конце концов все хорошее заканчивается, и нам приходится возвращаться к реальности.

Горячий воздух обдувает мое лицо, пока я сушу волосы, а Кэл сбривает трехдневную щетину с подбородка. Наши глаза встречаются в зеркале, и на моих губах появляется улыбка, которая соответствует его улыбке. К тому времени, когда мы спускаемся вниз, мы уже обнаруживаем, насколько эгоистичны мы можем быть, заставляя других ждать. Дважды.

Губы Кэла нежны, но целомудренны, когда он отодвигает мне стул за столом в столовой. В воздухе витает аромат свежесваренного кофе, и я добавляю в чашку все, что мне нравится, — кремовая смесь согревает меня и наполняет энергией. Или, может быть, это из-за того, что Кэл не перестает смотреть на меня из-за газеты.

— Земля вызывает влюбленного, — дразнит Лукас, махая своей татуированной рукой перед лицом Кэла. — Ты все еще здесь?

Кэл закатывает глаза, встряхивает газету и полностью игнорирует Люка. Это вызывает улыбку на моем лице, которую Маттиас сразу же замечает. Он все еще настроен ко мне враждебно, но меньше, чем когда я только переехал. Я часто задаюсь вопросом, сможем ли мы когда-нибудь быть такими же друзьями, как в подростковом возрасте, но часть меня знает, что не стоит питать надежд. Ну, если я должна доказать ему, что я полностью готова, так и быть.

— Есть новости о Петре?

Вилка с грохотом падает на фарфоровую тарелку Люка, и звон раздается в новой напряженной тишине. Я неловко ерзаю на стуле, ожидая ответа, но никто, похоже, не хочет ничего говорить.

Кэл прочищает горло, проглатывает кусок еды и делает глоток воды.

— Все его ищут.

Стол кажется пустым, но я просто подумал, что мы опоздали на обед. Я хмурюсь.

— Вы связывались с Роуз?

Маттиас и Лукас нервно переглядываются.

— Да, но она вряд ли скажет нам, что поймала его, если он еще жив.

Кэл сжимает кулаки на столе. У меня леденеет кровь, и я сую руки под стол, чтобы согреть их теплом бедер. Я отвлекаюсь, покусывая нижнюю губу, но долго не могу уклоняться от вопроса.

— Есть новости о Мейсоне?

Воздух становится напряженным, и наступает тишина, пока мой вопрос висит в воздухе. Кэл глотает слюну и не отвечает. Маттиас и Лукас тоже заметно замолкают.

— Послушай, Рен, — начинает Кэл, его тон странно умиротворяющий. — На данный момент отсутствие новостей — это хорошая новость. Если наш техник не может его найти, это не самое страшное, что может быть. Это значит, что он не нашел его мертвым, — Кэл морщится, но продолжает, — или живым. Мы все еще ищем его. Хорошо?

Эта информация не удивляет меня, но не снимает с моих плеч груз вины. Когда Мейсон сказал, что хочет пойти по стопам нашего отца, я знала, что он каждый день рискует своей жизнью. С каждым днем я чувствую, как тускнеет свет надежды. Наш брачный контракт еще действует один год и одиннадцать месяцев, хотя, думаю, к настоящему моменту он уже не имеет силы.

Я должна доказать, что я в этом участвую. Навсегда.

— А как насчет складов?

Люк ухмыляется, но Маттиас поднимает брови до линии волос. Он скрещивает руки на груди.

— Почему ты вдруг так заинтересовалась нашим бизнесом, Лорен?

— Разве это теперь и не мой бизнес, Мэтти?

Он рычит, и звук разносится по всей столовой.

Устроившись в кресле, я позволяю его явному раздражению подстегнуть меня.

— Думаю, пора. Теперь это и мое наследие, Мэтти. Вы, ребята, кажется, забыли, что я выросла в доме Бьянки. Вы хоть задумывались, что я могу знать об их деятельности?

Лукас и Кэл выглядят впечатленными, но Маттиас только закатывает глаза.

— Что ты вообще можешь знать?

Моя улыбка заставляет его вздрогнуть.

Через пятнадцать минут мы находимся в офисе Кэла внизу. Я сижу перед столом Кэла, а Лукас сидит рядом со мной. Маттиас решает прислониться к книжной полке за столом Кэла, а Кэл сидит на своем троне. Часы на стене тикают, а тишина тянется. Люк постукивает пальцами по столу, а Маттиас изо всех сил старается смотреть куда угодно, только не на меня.

— Итак, ты хочешь сказать, что... — Кэл замолкает, на его лбу появляется выражение недоумения.

— Их системы архаичны, и одна из причин, по которой их так сложно отследить, заключается в том, что они ведут только письменные записи. Там нечего взламывать.

Маттиас потирает подбородок рукой. Под его карими глазами видны темные круги. Интересно, сколько он спит.

Лукас выглядит удивленным.

— Это должно занимать... часы, нет, дни больше, чем должно. А как проверяется точность отчетности?

— Это довольно сплоченный круг. Каждый руководитель отчитывается о деятельности своего подразделения перед своим начальником, и так далее, пока только братья Бьянки не получают доступ ко всей деятельности. Леон берет на себя большую часть ответственности за балансировку и представляет отчеты Элиасу.

Маттиас свистит, недоверчиво качая головой.

— Передавать столько неконтролируемой власти кому-то, кто не является боссом, — никогда не бывает хорошей идеей.

Я морщу нос. Это Леон. В детстве он только и делал, что гонялся за Хадсоном, Элиасом и мной. Он всегда восхищался своим братом.

— В любом случае, — продолжаю я, — очевидно, что они разделяют одно и то же желание расти, как в плане власти, так и в плане территории, но, насколько я могу судить, Элиасу было трудно внедрить какие-либо изменения. Когда я в последний раз была в поместье Бьянки, на столе Элиаса лежала та же самая бухгалтерская книга, что и у его отца. — Не то чтобы я была в праве судить. Я тоже все еще пользовалась ежедневником.

Кэл хмурится.

— Когда ты в последний раз была у Бьянки?

У меня в горле появляется комок.

— Примерно за неделю до того, как я отправилась в Abstrakt.

Его ноздри раздуваются, и его горячий взгляд приковывает меня к стулу. Мы сидим в напряженной тишине несколько минут, пока Люк не прочищает горло, выводя нас из транса.

— Я должна была спросить о Мейсоне. Но они сказали, что не могут давать посторонним конфиденциальную информацию. Тогда я поняла, что они от меня отвернулись. Я использовала последние остатки своей благосклонности, когда попросила Хадсона передать мне браслет для Abstrakt.

Пока я говорю, Кэл молчит, но его возмущение, кажется,