Зачем? Это была одноразовая акция.

Паша молчит, о чем-то думает.

— Все? Допрос окончен? Я могу идти в душ?

— У нас холодильник пустой, — говорит вдруг зачем-то, — могла бы хоть иногда что-нибудь готовить.

— Иногда? А ничего, что я практически всегда готовлю, когда у меня есть время? Ты вообще должен быть у родителей. Ну и раз уж на то пошло, мог бы себе приготовить что-то, и мне заодно, хоть раз.

— Из чего? — с очередной претензией. — В доме продуктов нет.

— А сходить в магазин или заказать доставку тебе корона не позволяет? — выхожу из себя.

Я не конфликтный человек и обычно пропускаю мимо ушей подобные предъявы, которых, кстати, в последнее время становится слишком много.

Он вечно чем-то недоволен.

— Ничего, что я с дороги? Ты вообще-то живешь тут на всем готовом, можно хоть немного благодарнее быть.

— Что ты сказал? — резко разворачиваюсь, Паша как-то даже теряет гонор моментально. — Ты меня сейчас упрекнул тем, что я в твоей квартире живу? А ничего, что я в ней убираюсь, я готовлю, продукты обычно тоже я покупаю? И ничего, что это ты меня уговаривал?

Я никогда не была мелочной, но сейчас его слова действуют на меня, как пощечина. Наверное, просто чаша переполнилась.

Слишком много всего навалилось. Работа, которой у меня больше нет, маячащая впереди сессия, бабушка, операцию которой придется снова отложить, если в ближайшее время я не найду себе что-то приличное и не возьму кредит, да и вообще — усталость какая-то безмерная.

— Я, вообще-то, тоже устаю! И в отличие от тебя, я была на работе, а не отдыхала на полном довольствии у родителей, — тычу пальцем ему в грудь.

— Так это я, что ли, виноват? Вбила себе в голову эту дурацкую идею с протезом, который прекрасно предоставляется по квоте.

Я от такой наглости даже теряюсь на секунду.

— Ты прекрасно знаешь, что бабушке нужна операция, ей тяжело ходить. И тебя это вообще не касается, ясно?

— А кого касается? Тебя дома почти не бывает, вечно пропадаешь на своих подработках. Ты время видела?

— Знаешь что, — втягиваю воздух, — я устала и не хочу продолжать этот бессмысленный разговор.

Не дожидаясь его ответа, молча иду в ванную и запираюсь. Спиной навалилась на дверь и прикрываю глаза, пальцами сжимая переносицу.

Что это вообще сейчас было?

Вздыхаю, прокручиваю мысленно последние несколько месяцев совместной жизни с Пашей. Сначала упреки проскальзывали совсем редко, во время ссор, случающихся у всех пар. Потом они стали учащаться, появились какие-то необоснованные претензии в том, что я мало уделяю ему внимания. Намек на то, что я, вообще-то, живу в подаренной ему родителями квартире сегодня прозвучал второй раз, правда, сегодня это уже был даже не намек.

Съездил к родителям. Отчего-то нет у меня совсем сомнений в том, что любимая мамочка него настропалила.

Родители Павлика меня с самого начала восприняли очень холодно. Я для них деревенщина.

Мне их мнение было до одного места, пока у нас с Пашей все было нормально.

Надо было слушать бабушку, когда она отговаривала меня переезжать в его квартиру.

“Зачем такой мужик нужен, если в нем опоры нет?” — будто наяву звучат слова бабушки.

А может и правда. Зачем все это?

Глава 6

Из душа направляюсь прямиком в спальню, по пути только сумку из прихожей захватываю. На душе по-прежнему тошно, осадок после разговора с Пашей никуда не делся.

Включаю ночник, сажусь на кровать, сжимаю кулаки и смотрю на стену, мысленно роясь в воспоминаниях. А ведь сначала все было хорошо, во всяком случае так казалось.

Не было этих намеков, постепенно переросших в упреки и прямые обвинения, не было ссор на пустом месте и прочей ерунды, ставшей в какой-то момент неизменным спутником нашей совместной жизни.

Может, я просто не замечала, пока жили раздельно?

Пока никто ни от кого не зависел. А теперь, выходит, что я оказалась в зависимом положении.

И как назло, все в один момент навалилось.

Не знаю зачем, но поддаюсь какому-то секундному порыву и тянусь к брошенной на кресло сумке, из бокового кармашка достаю визитку.

“Богомолов Владимир Степанович” — всматриваюсь в надпись и провожу по ней подушечками пальцев.

Внутри нарастает какое-то странное ощущение, а в памяти всплывает пристальный, слегка насмешливый взгляд.

Улыбнувшись собственным мыслям, смотрю на номер.

Интересно, а что если действительно позвонить?

Тут же, тряхнув головой, отгоняю эту нелепую мысль. Глупость какая!

От греха подальше убираю визитку обратно в сумку, мысленно дав себе подзатыльник и пообещав больше ни о чем подобном не думать.

Визитку я убираю как раз вовремя, потому на пороге спальни появляется Паша.

Вздрагиваю от неожиданного стука и поворачиваюсь к двери.

— Если ты пришел продолжить выяснять отношения, то у меня на это нет настроения, Паш, я устала, правда, — говорю, едва шевеля губами.

Он проходит внутрь, садится рядом, вздыхает.

— Ну прости, я не хотел тебя обидеть, просто вышел из себя, когда увидел, как ты из машины выходишь, — вроде извиняется, а искренности в его голосе я не слышу, ощущение, будто для галочки это делает.

Или это я уже к мелочам придираюсь?

— Это не повод обвинять меня с порога.

Он вздыхает.

— Блин, Кир, ну ты себя на мое место поставь, ты бы как отреагировала. Я приезжаю, тебя нет, холодильник пустой, на дворе уже девять часов и тут я выглядываю в окно, а ты из тачки крутой выходишь, — вот теперь я четко улавливаю нотки обвинения в его голосе.

— Я была на работе, ты прекрасно знаешь, что иногда мне приходится задерживаться в приюте, там график ненормированный, — стараюсь говорить спокойно.

— Да это не работа, а черт знает что, не понимаю, зачем там время тратить, если тебе не платят почти, — снова заводит свою любимую шарманку, — я, вообще-то, тоже работаю, но не