— Да чтоб тебя! — простонала я, запрокинув голову к потолку, — курица криворукая!

Пришлось усаживать дочь за мультики, а самой заниматься незапланированной уборкой. Собрала миллион обрезков, оставшихся после детского творчества, труху от заточки карандашей, картофельные очистки, использованные пакетики из-под чая. Среди всего этого великолепия мне попался скомканный шелестящий пакет, с какими-то бумажками внутри. Я сначала хотела бросить его к остальному мусору, а потом, сама не знаю почему, заглянула внутрь — смятый чек и бирка на белой веревочке.

Какое-то неприятное сколькое ощущение прошлось от затылка и ниже.

Такое я точно не выбрасывала – у меня уже давно не было ни покупок, ни распаковок нового. А учитывая, что мусор у нас долго не залеживается, то эта бирка тут появилась либо сегодня – и тогда ее выбросил муж. Либо вчера…и ее тоже выбросил муж.

То есть что получается? Семен вытащил тряпку из пакета, срезал ярлыки и только после этого стал одевать малышку? Да в жизни не поверю. Он скорее бы что-то другое взял, чем выполнил столько манипуляций с детским барахлом.

Чувствуя, как поднимается волна удушливого подозрения, я быстро завершила уборку, вставила в ведро новый пакет, а сама схватилась за телефон.

Вбила электронный адрес с бирки и попала на сайт небольшого, но весьма недешевого магазина детской одежды, добавила в поиск артикул и очутилась на странице того самого розового платья, в котором вчера была дочь.

Рука тут же дернулась, чтобы позвонить мужу, но я остановилась.

Опять начнет орать и с пеной у рта доказывать, что не при чем, что не знает откуда оно взялось, что я сама такое в шкаф положила и забыла.

Я даже на миг усомнилась в собственной адекватности. Может, реально забыла? Впопыхах сунула вещичку в шкаф, а потом и не вспомнила про нее, завалила чем-то другим. Такое ведь могло быть?

Да конечно же нет!

Во-первых, я этот магазин первый раз в жизни вижу.

Во-вторых, считаю, что нет никакого смысла покупать маленькому ребенку настолько дорогие платья. Семь тысяч! За трикотаж в горошек и фирменную бирку! Да я лучше на эти деньги возьму ей несколько платьев на смену. Все равно вырастет из него быстрее, чем глазом успеешь моргнуть.

В-третьих, провалами в памяти не страдаю и терпеть не могу, когда из меня пытаются сделать дуру.

А судя по тому, что на чеке стояло позавчерашнее число, сейчас происходило именно это — из меня пытались сделать идиотку.

И мне чертовски хотелось знать зачем.

Чек и бирка отправились в тот же пакет, где лежало вонючее платье. Я еще не знала, что делать дальше, но вещдоки припрятала, потому что мало ли…

Что именно «мало ли»» — непонятно.

Если честно, я вообще ничего не понимала в этой ситуации.

Странная одежда, странный запах, который до сих пор мерещился в воздухе, странная «помощница». Странная реакция мужа в конце концов!

Все странное!

И в центре этого потока странностей моя маленькая девочка.

Кажется, на прогулке я выглядела немного невменяемой. Под неугомонное щебетание других мамаш, стеклянным взглядом следила за Ариной, копающейся в песочнице, а мыслями была совсем в другом месте.

Сколько ни пыталась найти логичных объяснений, сколько ни подкидывала самой себе идей и вариантов – все в пустую. Ни одна моя фантазия не могла собрать воедино все хвосты и выдать общую картину происходящего.

Не сходилось.

Платье, купленное два дня назад, и вранье мужа…

Если бы не этот чек, я бы со временем убедила себя, что действительно запамятовала. Притащила домой обновку и забыла о ней. Но я видела его!

Якобы пятиминутные посиделки Анны и насквозь пропахшая одежда…

Если бы я не видела, как она тискала мою дочь и выпрашивала «маму», я бы поверила, что ребенок случайно пропитался посторонними запаха. Но я видела!

Все упиралось в противопоставление слов мужа и того, что я видела своими собственными глазами.

И хоть мы прожили душа в душу пятнадцать лет, себе я верила больше, чем ему.

Кто-то, наверное, скажет: вот истеричка. Сама напридумывала не пойми чего, а теперь загоняется, ищет какие-то зацепки и объяснения.

Но разве я могла иначе? Дело ведь касалось не только меня. Дело касалось ребенка! Поэтому ни отмахнуться, ни сделать вид будто ничего не случилось я не могла. Не просто не могла, а не имела права!

Надо разбираться. Только с чего начать?

Опять построить допрос мужу? Смысла нет, все закончится очередным скандалом или попытками «залюбить» неудобный разговор.

А в том, что для Семена он неудобен, я уже не сомневалась.

Так врать, выкручиваться, делать вид, что у него лапки, включать обиженного и оскорбленного, а в конце наоборот на полную врубить режим мачо – говорило о многом.

И чем дольше я об этом думала, тем чаще сердце пропускало удары.

Это ведь не нянька, как я подумала изначально. И не самоотверженная, обожающая всех детей на свете помощница Спиридонова, как утверждал Абрамов.

Тогда кто?

Слово, так и крутилось на языке, но я не могла заставить себя произнести его вслух. Потому что если озвучить, если выпустить его на волю, то обратного пути не будет.

К возмущению и желанию разобраться, теперь добавлялся страх. Липкий, мерзкий, пропитывающий собой все вокруг, как вонь тех самых сладковато-йодистых духов.

Случайная встреча в кафе заставила меня сомневаться в основе основ, в фундаменте моего жизненного уклада. В семье.

Мне было страшно. До одури и судорожных всхлипов. До красных пятен перед глазами.

Хотелось спрятаться, вырезать из памяти тот момент за столиком и счастливое «девочка моя», малодушно сделать вид, что ничего не было.

Но разве отрицание могло помочь? Разве проблема рассосется, если я просто закрою глаза и притворюсь слепоглухонемой? Разве сомнения уйдут, если от них просто отмахиваться? Разве жизнь будет лучше, если я позволю себя обманывать?

Нет.

Мне все-таки придется сказать это вслух.

Там, в кафе, рядом с моей дочерью была любовница Семена. Женщина, с которой он меня обманывал.

В груди зажгло, задергалось, заломило.

Слишком больно, чтобы дышать. Слишком остро, чтобы терпеть.

Непослушными пальцами я вытащила из сумки бутылку с водой, открутила крышку и сделала глоток. Вода была теплой и противной. Она не принесла облегчения, только смочила рот и комком провалилась в желудок.

Любовница…

Я никогда не позволяла себе