Мне кажется, что он хочет что-то добавить, но он лишь подмигивает и бежит обратно к команде.

Я прикладываю все силы, чтобы не смотреть на Дрю. Разумом понимаю, что мы не помиримся, но тело хочет его близости. А сердце желает ему счастья. Правда, без меня. Наверное, это и имела в виду Элайза, когда говорила, что надо позволить другому быть счастливым, что это иногда единственно правильное решение – отпустить его, чтобы он расправил крылья.

– Продолжаем!

Я концентрируюсь на девочках, отсчете такта и асинхронных движениях.

Все в порядке, бесконечно повторяю я себе.

До тех пор, пока не замечаю две фигуры в черном. Я стараюсь не отвлекаться от тренировки, но вижу, как они подходят к папе, о чем-то переговариваются и уходят все вместе. Я подавляю желание немедленно бежать за ними.

Это папины дела, повторяю я в сотый раз, но сдержать себя не могу.

– Извините, мне нужно отойти, – говорю я Сьюзи.

Быстро бегу через поле. Краем сознания отмечаю, что нога не болит. Я бы, наверное, порадовалась, но не сейчас, когда мысли о папе заглушают все остальное.

Далеко бежать не пришлось – я нахожу их в проходе у раздевалок.

Они приперли отца к стенке. Уилсон локтем давит на шею отца так, что тот хрипит от нехватки воздуха.

– Раньше мы были слишком любезны, Саммерс. И чем ты нас отблагодарил? – рычит он.

Я вижу серебряную вспышку, и у горла отца Уилсон держит нож.

Остолбенев, я в напряжении наблюдаю эту сцену. Она поразительно напоминает ту, у нас дома. Неважно, как я отношусь к папе, я не хочу видеть, как он страдает.

– Прекратите!

Я задыхаюсь, то ли от короткой пробежки, то ли от галопирующего сердца. Я не знаю, почему закричала. У меня нет денег, которые я могла бы им предложить.

– Посмотри, твоя прелестная дочурка, – издевается Миллер, отпускает папу и направляется ко мне.

Я инстинктивно пячусь назад. Не знаю – остаться и помочь папе или бежать сломя голову. Тело не может выбрать, в то время как разум уже принял решение.

– Вы, гориллы, лучше оставьте папу в покое!

– Или что? – забавляется Миллер.

– Я громко закричу!

– Попробуй, если тебе плевать на отца, – предупреждает Уилсон и прижимает лезвие ножа к шее папы. Из пореза бежит струйка крови.

Папа издает странный звук, что-то среднее между хрипом и стоном.

– Будь хорошей девочкой и дай нам закончить дело, – предлагает Миллер.

Он быстро протягивает ко мне руку.

Непроизвольно отклоняюсь и делаю шаг назад. Но за моей спиной кто-то стоит. Рассчитывая увидеть третьего коллектора, я резко поворачиваюсь и вижу Дрю.

– Все в порядке? – с сомнением спрашивает он и кладет руку мне на плечо. Маленький жест, но он воспринимается как спасение.

Не знаю, как он здесь оказался, но я ему так благодарна. Неосознанно, в поисках защиты я прислоняюсь к нему. Он не отталкивает меня, наоборот, берет мою руку в свою и переплетает пальцы. Он такой большой, что я чувствую себя в обманчивой безопасности.

– Парень, не лезь в дела, которые тебя не касаются, – предупреждает Уилсон.

Не уверена, понял ли Дрю, но напряженная атмосфера говорит сама за себя. Даже без слов понять нетрудно.

– Миллер и Уилсон, – раздается низкий голос Брукса.

Судя по тому, как вздрогнул Миллер, они знакомы.

– Что вы здесь потеряли? Вам давно вынесен запрет появляться здесь.

Брукс решительными шагами подходит к нам.

Уилсон насмешливо фыркает, глядя исподлобья.

– Старина Брукс все еще на поле, все еще на страже своих овечек.

Брукс надменно фыркает и становится между мной и Уилсоном.

– Забыл, что я до последнего сражаюсь за своих ребят? Даже если в некоторых случаях напрасно. Так что вам лучше исчезнуть, пока полиция не приехала.

– Или что? – Уилсон все же опускает нож.

– Мои ребята намного в лучшей форме, чем вы.

Эти двое колеблются, но отступают.

– Мы знаем, где ты живешь, Саммерс, – кричит Миллер.

Отец вздрагивает, вытирает рукой кровь с шеи.

– Кажется, не только у Джули проблемы с деньгами. – Брукс так хлопает меня по плечу, что у меня подгибаются колени. – Дуглас, пришло время поговорить.

Папа открывает рот, но ограничивается молчаливым кивком. Я ищу его взгляда, но он отворачивается. Стоит ли спросить, как он себя чувствует?

– Джули, Дрю, будьте добры, сообщите команде, что мы с Дугласом будет заняты некоторое время, – просит главный тренер.

– Хорошо, – говорю сильно осипшим голосом.

Я молча смотрю вслед отцу. Он так и не сказал мне ни слова. Когда они с Бруксом исчезают из поля зрения, я замечаю, что Дрю все еще держит меня за руку. Не успеваю повернуть голову в его сторону, и он отпускает меня, при этом выглядит смущенным, словно не понимая, как здесь оказался. Рука ощущается голой, как обычно бывает, когда весь день носишь кольцо, а вечером снимешь. Я подавляю желание дотронуться до пальцев Дрю. Мне так многое хочется сказать, но что это изменит? Дрю тоже борется с собой и даже открывает рот, но не произносит ни слова. Наверное, он хочет объяснений увиденному. Я бы тоже растерялась, стань я свидетелем подобной сцены, где размахивают ножом.

– Проблема с деньгами в моей семье… несколько серьезнее, – запинаюсь я, как будто это достаточное объяснение.

У Дрю явно есть вопросы, но он лишь качает головой.

– Не сейчас, – просит он и разворачивается, чтобы уйти.

С ним уходит частичка моего сердца. Наверное, теперь так будет всегда – при виде Дрю раненое сердце замрет в безмолвном приветствии того обломка, который когда-то принадлежал мне.

Три-пять-семь-восемь. В этом такте шла моя жизнь. Я потеряла «семь» после падения. «Три» принадлежала Дрю.

На автопилоте я возвращаюсь на поле, отдавая вынесение окончательного решения тренерскому штабу. Никто и понятия не имеет о разыгравшейся сцене. Я не могу сосредоточиться – картинка сломленного отца стоит перед глазами. Я почти в трансе заканчиваю пробную тренировку. Даже похвала Сьюзи едва доходит до меня.

Я сажусь на нижнюю ступеньку трибуны и разглядываю поле. Можно поехать к Хэйли и свернуться на кровати под одеялом, но не с трясущимися коленками. Мне нужно время, чтобы собраться. Чтобы избавиться от злополучной картинки с отцом перед глазами. От издевательской ухмылки Миллера. От ощущения пальцев Дрю на руках.

Не знаю, как долго я просидела в прострации, но кто-то садится передо мной на корточки. Сердце замирает.

– Как ты? – тихо спрашивает Дрю, и интерес этот настоящий.

Глаза начинает щипать. Я не хочу плакать. Но мне все труднее сдерживать эмоции здесь, где произошло падение, где я стала свидетелем безобразной сцены с отцом, да и чувства к Дрю обостряются.

– Джули? – Он заправляет прядку волос мне за ухо.

Он так делал, когда все было хорошо. Или я верила, что все хорошо. В то время я еще не знала о проблемах отца. «Хорошо» уже давно не было.

– Пыльная кошечка, этот тип ранил тебя?

Сказанное вслух прозвище ломает меня окончательно. Сегодняшний день, как и последние недели, наваливается на меня неподъемным грузом. Я обвиваю руками шею Дрю и позволяю себе выплакаться. Никто меня не ранил – я сама себе нанесла увечья, когда разбила ему сердце.

– Прости меня, – всхлипываю я, хотя и знаю, что он не слышит.

Прости за все. За то, что предала, за то, что плачу. Я не могу остановить поток слез, даже тогда, когда Дрю привлекает меня к себе и нежно обнимает.

– Я весь липкий от пота, – бормочет он.

Но мне все равно. Мне никогда не мешало, когда он потел. К тому же он чудесно пахнет. Столько дней я мечтала хоть еще разочек обнять его и не хочу, чтобы этот момент заканчивался. Мои пальцы сминают его майку.

– Все в порядке? – подбегает к нам Матео. – Или он в этот раз на самом деле попал в тебя?

Я быстро отпускаю Дрю, вытираю слезы и задираю подбородок. Не люблю, когда меня видят в минуты слабости.