Леон пытается снова заговорить, но на этот раз его заставляет замолчать Элиас.

— Хватит. — От этого единственного слова Леон закатывает глаза и бормочет что-то под нос.

К несчастью для Бьянки, я слышу это. Через мгновение я поднимаю оружие. Маттиас следует моему примеру, наполняя холодный воздух электричеством. В мгновение ока Бьянки тоже достают оружие. За несколько секунд ночь принимает опасный оборот.

Мы значительно уступаем по численности, но я не могу пропустить такое неуважение. Это не только оскорбление для меня, но и для Лорена, и я не могу этого допустить.

Элиас — единственный, кто не поднимает оружие. Вместо этого он оглядывается на количество огневой мощи, сосредоточенной сейчас в центре, и с любопытством напевает.

— Это не должно было так обернуться, Кин.

— Никогда бы не обернулось, если бы он не женился на этой шлюхе, — говорит Леон.

Я не знаю, кто первым открыл огонь, но знаю, что мой выстрел прошел в сантиметре от Леона. Он в последний момент пригнулся, спрятавшись за бочкой, а остальные мужчины укрылись. Выстрелы раздаются вокруг контейнеров, и я ныряю за открытую дверь с участка сорок три, а Грейвс следует за мной. Моя рука жжет, и, клянусь, на левом плече у меня ссадина в четверть дюйма.

— Какого черта ты это сделал? Нас, блять, перестреляют, — кричит Маттиас рядом со мной. Он выскакивает, чтобы выстрелить несколько раз, и возвращается в укрытие. Там, где должен был быть ответный залп, царит только тишина и дождь.

Грейвс на мгновение высунул голову, а затем снова спрятался за дверью, когда в его сторону прозвучал выстрел. Он ругается.

Роуз, Джейс и двое других парней — я не запомнил их имена — притаились за другим контейнером, но не убегают. Напротив, Джейс и еще один открывают ответный огонь. Мое уважение к ним растет. Они могли бы бросить нас на произвол судьбы, но остаются.

Когда я смотрю мимо двери контейнера, я вижу тело, лежащее лицом вниз в центре погрузочной зоны. Мерцающий свет над головой не дает хорошо разглядеть, но я знаю, что это не один из наших.

Леон выскакивает, и я выстреливаю в его сторону еще раз. Затем он внезапно поворачивается и бежит. Фактически, весь отряд Бьянки поворачивается и уходит так же быстро, как и пришел. Но они оставляют тело своего погибшего, и я не могу представить, что они планируют вернуться за ним.

Я тихо пересекаю зону погрузки, поворачивая голову и держа оружие наготове на случай, если они решат вернуться. Когда этого не происходит, я приседаю к телу, но вдруг ругаюсь, когда грудь поднимается от тяжелого дыхания.

С усилием я переворачиваю тело. Меня пронизывает шок, когда я вижу окровавленное лицо Элиаса. Его веки тяжелые, и с каждым кашлем кровь заливает его рот.

— Пошли! — кричит Маттиас из грузового контейнера.

В груди бурлит мучительное чувство, которое я давно не испытывал ни к кому, кроме своей жены: чувство вины.

Элиас стонет, и его слабая рука ложится на мое плечо, умоляя помочь ему. Я мог бы оставить его. Мой отец оставил бы его.

Черт.

Я бормочу что-то постыдное под нос, прежде чем позвать Грейвса на помощь.

— Мы же не собираемся его брать с собой, — его тон полн недоверия.

Я не удосуживаюсь отвечать, а просто говорю ему, чтобы он взял его за ноги.

Роуз подъезжает на последнем внедорожнике, и мы загружаем Элиаса в салон. Джейс забирается за ним, а Маттиас садится на пассажирское сиденье.

— Я поведу.

Роуз поднимает каштановые брови, но без слов переходит в средний ряд. Грейвс пристально смотрит на ее задницу, когда она перелезает через сиденье, но Маттиас дает ему по голове. Я прыгаю на водительское сиденье, мне нужно почувствовать педаль под ногой, когда я нажимаю на нее до упора.

Как все так чертовски пошло наперекосяк?

Я даже не задаюсь вопросом, почему Роуз и Джейс остались в машине с нами. Джейс наблюдает за Элиасом на заднем сиденье своим опытным взглядом, а Роуз сидит напротив Грейвса. Двое других ее мужчин остались позади, чтобы убрать все, что можно, и уничтожить все следы нашего присутствия.

Когда мы почти добираемся до больницы, мой телефон пищит. Я вытаскиваю его из заднего кармана, и лед пронизывает мою грудь. Там сообщение от Эверетта, но что еще более тревожно, одно от Лорен.

Отправлено двадцать одну минуту назад.

Я люблю тебя.

Что за хрень?

Я открываю приложение для отслеживания, связанное с микроскопическим чипом на ожерелье, которое я ей подарил — у нее есть привычка убегать, и, судя по всему, это окупается — и обнаруживаю, что она находится в двух кварталах от нас и движется в том же направлении.

— Что за херня? — повторяю я, на этот раз вслух.

— Что? — спрашивает Маттиас. Он уткнулся носом в свой мобильный.

— Лорен едет по Пятой авеню, направляясь к больнице.

Маттиас останавливает пальцы, которые печатали на экране.

— И?

— Если бы она ехала из дома, то ехала бы на восток, а не на запад. Почему она вышла так поздно, зная обо всем, что происходит? — Я держу ее признание при себе, слова растапливают мою грудь, но покой недолговечен.

— Что-то не так.

Я достаю пистолет, и мы едем в направлении, куда движется ее точка. Когда я вижу красный Corvette, в моей груди закипает жажда мести. Я поднимаю пистолет, готовый обрушить ад на того, кто похитил мою жену.

Глава двадцать восьмая

Лорен

С удивлением я понимаю, что с пистолетом стоит Кэл. Черный внедорожник подъезжает к моей машине, и он заглядывает внутрь, замечая, что Элис без сознания на пассажирском сиденье. Он убирает пистолет и, несмотря на дождь и ветер, Кэл жестикулирует, приказывая мне остановиться. Сжимавшая мою грудь тугая спираль ослабевает.

Остановись, снова показывает он губами.

Я оглядываюсь в поисках ближайшей остановки и замечаю парковку в конце улицы. Я еду к ней, моя нога дрожит на педали газа, а Кэл едет за мной.

Гараж темный, с мерцающими флуоресцентными лампами, которые только подчеркивают, насколько он нуждается в ремонте. Там стоит несколько разбросанных машин, но для двух часов ночи он довольно пустой.

Я паркуюсь, ставлю машину на стоянку и поворачиваюсь к Элис. Она дрожит во сне, бормоча что-то под нос. Я ласково кладу руку ей на плечо, но она не просыпается.

— Элис, все в порядке. Мы в безопасности. Видишь?

Элис не шевелится. Что-то ломается во мне, когда я смотрю, как она дрожит и