— Елена Викторовна, — Клочков встаёт из-за стола, но тон его официальный, никакого тепла. — Проходите, займите место за тем столом.

Место "обвиняемой". Сажусь, выпрямляю спину. Врач Елена Федоркова с пятнадцатилетним стажем, спасшая сотни жизней, сидит перед комиссией как провинившаяся студентка.

— Итак, — начинает Орлова, открывая папку, — мы рассмотрели поступившие жалобы на качество вашей профессиональной деятельности. К сожалению, их количество и серьёзность вызывают беспокойство.

— Какие конкретно жалобы? — спрашиваю, стараясь сохранить спокойствие. — От кого и на что именно?

Один из незнакомцев, представившийся Валентином Петровичем из департамента здравоохранения, достаёт список.

— Жалоба от родственников пациента Смирнова… якобы неадекватная реакция на их вопросы о состоянии больного. Жалоба от коллеги, доктора Петрова… о вашей рассеянности во время совместной операции. Анонимное сообщение о том, что вы принимаете на работе некие препараты...

— Стойте, — перебиваю его, чувствуя, как закипает внутри. — Смирнов — это тот пациент, которого я спасла после тяжелейшего ДТП? Его родственники были недовольны, что я не позволила им нарушать режим реанимации. А доктор Петров... — поворачиваюсь к Клочкову, — вы же знаете, что мы с ним никогда не работали вместе в операционной. Он анестезиолог детского отделения.

Петров, сидящий в углу, краснеет и отводит взгляд. Понятно. Его тоже "попросили" дать показания.

— А что касается препаратов, — продолжаю, вставая, — предлагаю прямо сейчас сдать всевозможные анализы. Кровь, моча, волосы. Я никогда не принимала ничего, что могло бы повлиять на мою работоспособность.

Орлова и незнакомец обмениваются взглядами. Видимо, не ожидали такой решительности.

Дверь открывается, и заходит Максим. В белом халате, с папкой в руках, абсолютно спокойный. Наши глаза встречаются, и он едва заметно кивает. Поддержка.

— Простите за опоздание, — говорит он, обращаясь к комиссии. — Доктор Береснев, заведующий нейрохирургическим отделением. Полагаю, моё мнение о профессиональных качествах доктора Федорковой будет учтено?

Клочков кивает, явно не в восторге от этого развития событий.

— Конечно, Максим Игоревич. Ваше мнение очень важно.

— Прекрасно, — Максим открывает папку, достаёт несколько листов. — Здесь характеристики на доктора Федоркову от ведущих специалистов нашей больницы. Доктор Морозова из терапевтического отделения, главная медсестра Иванова, профессор Соколов... Все единодушно отмечают её высочайший профессионализм, преданность работе и безупречные моральные качества.

Он кладёт документы на стол перед комиссией.

— А вот статистика операций доктора Федорковой за последние три года. Процент успешных операций — 94 %, что превышает среднестатистические показатели. Количество послеоперационных осложнений — минимальное. Отзывы пациентов исключительно положительные.

Валентин Петрович берёт документы, просматривает, хмурится. Это не входит в их план.

— Максим Игоревич, — вмешивается Орлова, — мы не сомневаемся в прошлых заслугах доктора Федорковой. Речь идёт о её текущем состоянии. О влиянии... личных проблем на профессиональную деятельность.

— О каких проблемах речь? — спрашивает Максим, прекрасно зная ответ. — О разводе? Позвольте напомнить, что развод переживают миллионы людей, и это не делает их профессионально некомпетентными.

— Речь не только о разводе, — второй незнакомец наконец подаёт голос. — Есть информация о... неуравновешенном поведении доктора Федорковой. Её эмоциональной нестабильности.

— На основании чего? — резко спрашиваю я. — Покажите мне хоть одно документальное подтверждение этой "нестабильности" с места работы. Хоть одну официальную жалобу от коллег, с которыми я действительно работаю.

Тишина. Потому что таких документов нет. Есть только купленные показания и подложные справки.

Дверь снова открывается. Заходят Ирина, медсестра Светлана, доктор Морозова. Все в рабочих халатах, все с решительными лицами.

— Простите за вторжение, — говорит Ирина, — но мы узнали о происходящем и не могли остаться в стороне.

— Елена Викторовна, — обращается к комиссии Светлана, — лучший врач, с которым мне приходилось работать. За десять лет совместной работы я ни разу не видела её в неадекватном состоянии. Ни разу не слышала жалоб от пациентов. Наоборот, её благодарят, просят попасть именно к ней на операцию.

Доктор Морозова кивает:

— Мы готовы официально подтвердить компетентность Елены Викторовны. Письменно, под личную ответственность.

Чувствую, как глаза наполняются слезами благодарности. Они рискуют своими карьерами, выступая в мою защиту. В эпоху, когда каждый думает только о себе, эти люди демонстрируют настоящую солидарность.

Орлова нервно листает свои документы. Валентин Петрович шепчется с коллегой. План даёт сбой.

— Тем не менее, — говорит наконец Орлова, — учитывая... сложность ситуации, мы рекомендуем доктору Федорковой взять административный отпуск. До полного разрешения личных проблем.

— Сколько это займёт времени? — спрашиваю, хотя уже понимаю подвох.

— Это зависит от вас, — отвечает Валентин Петрович с плохо скрываемым удовлетворением. — От того, как быстро вы приведёте в порядок свои... семейные обстоятельства.

Вот оно. Не увольнение — это было бы слишком очевидно. "Административный отпуск до разрешения личных проблем". Формально — забота о моём благополучии. Фактически — лишение источника доходов и дальнейшая дискредитация в глазах медицинского сообщества.

— Я официально протестую против этого решения, — говорю, вставая. — И буду его обжаловать.

— Это ваше право, — кивает Орлова. — Но до рассмотрения жалобы решение остаётся в силе.

Выхожу из кабинета в сопровождении моих защитников. В коридоре Максим берёт меня за локоть.

— Это не конец, — говорит тихо. — Это временная неудача.

— Максим, — я останавливаюсь, смотрю ему в глаза. — У Павла есть покровители, правда? Влиятельные люди, которые могут давить на больничную администрацию?

Он на секунду замирает, потом кивает.

— Боюсь, что да. Строительный бизнес тесно связан с чиновниками здравоохранения. Слишком много государственных контрактов, слишком много взаимных интересов.

Кусочки мозаики складываются в единую картину. Это не просто месть обиженного мужа. Это системная атака, в которой задействованы административные ресурсы.

Ирина подходит ближе:

— Лена, мы не сдадимся. Найдём способы поддержать тебя. Может, частная практика? Консультации?

— Спасибо, — говорю, чувствуя, как голос дрожит от эмоций. — Всем спасибо. Без вас я бы не выдержала.

Но внутри растёт холодная ярость. Павел думает, что, лишив меня работы, сломает мою волю к сопротивлению. Думает, что без зарплаты, без привычной жизни я соглашусь на любые его условия.

Он жестоко ошибается. Каждый его удар только закаляет мою решимость. А