– Не плачь, Миша. Отпусти меня. Я оказалась слишком слабой для тебя. Я не смогла.

– Я тебя не отпускаю! Не отпускаю! Ты будешь жить! Я хочу, чтобы ты жила!

Трясу ее, рычу, меня колотит всего, я, блядь, горю видеть ее такой.

– Миша… Миша мой. Не уходи… Пожалуйста, не уходи.

Ангел утыкается мне в грудь, прижимается ко мне, а я губами прикладываюсь к ее виску, целую, вдыхаю нежный яблочный запах.

– Я с тобой, девочка, тише, я рядом, не уйду никуда.

– Ты ранен, не надо меня поднимать, тебе же больно.

Касается моей перебинтованной руки, кровь капает на пол, но я улыбаюсь, встречаясь с ней взглядами.

– Мне не больно, девочка. Ты мое лучшее лекарство. Я с тобой сильный, моя единственная слабость – это ты, Ангел. Это всегда была ты.

Не способный на отношения и чувства, смеющийся над любовью, как над чем-то ненормальным, теперь я сам ощущаю, как она ядом скользит по венам, как выворачивает меня, ломает и корежит так, что я не могу расправить спину.

Ангел вцепляется в мои плечи, прилипает ко мне и не отпускает. Я коротко киваю пацанам, чтобы не трогали пока нас, и они тихо выходят.

Это наше время, мне хочется орать в голос от ее состояния, я держу Ангела на руках и глажу ее по голове, пока она тихо плачет у меня на груди.

Эпилог

Я не поверила сразу, подумала уже, что умерла, но нет.

Это был Миша, весь в бинтах, жутко избитый, с кровоточащей рукой, но это был он. Мои ноги отказались меня держать, я только и могла, что плакать, вдыхать его запах и слышать до боли любимый голос.

Михаил подхватил меня на руки, и впервые я увидела слезы в его глазах. Мы оба плакали, он просил у меня прощения, хоть я не обижалась на него больше.

Все стерлось, боль от его потери была невыносимой, и я просто хотела, чтобы он жил, а потом Михаил сказал, что любит.

Прорычал мне это на ухо, и я почувствовала, как дрожат его руки, как его кровь уже пропитала бинты и ручьем капает на пол.

Миша меня к себе прижимал и гладил по волосам, а я просто плакала у него на груди, прижимаясь к нему. Я это услышала, оказалось, что все это время Михаил любил меня так же, как и я его. Не было обмана, это была его правда.

У него были тяжелые травмы, и, когда зашел Игорь и указал на огромную лужу крови, я ужаснулась, потому что эта кровь принадлежала Михаилу, она вытекала из открытого перелома его руки.

Я жду под операционной шесть часов, пока Михаилу делают операцию на руке, молюсь, чтобы все прошло хорошо, и, когда его перевозят в палату, сижу у его кровати и держу за руку.

Миша выглядит плохо. Ему на руку наложили гипс, правая бровь рассечена, на ней несколько швов, чуть выше лба в волосах нахожу тоже зашитую рану. Его избили. Так жестоко, просто беспощадно. Миша принял удар на себя. Он меня спас. Снова.

Я открываю глаза на больничной койке. Даже не поняла, как вырубилась, и не видела, кто меня переложил со стула на кровать. Поворачиваю голову и вижу Мишу на соседней кровати. Он уже в сознании и за руку меня держит, тогда как я подключена к капельнице, и у меня нет сил даже встать с кровати.

– Миша…

– Чш, спокойно, Ангел. Я здесь. Я буду здесь. Я не отпущу твоей руки.

И он не отпускает. Миша рядом. За руку меня держит всю ночь, я это чувствую. Они меня откапывают до самого утра, пока мне не становится лучше. Мы в одной палате, и я боюсь его отпустить, боюсь, что снова уйдет, но он не уходит.

Я просыпаюсь утром оттого, что Михаил тяжело дышит. Ему больно, он до сих пор руку мою держит, и я прошу вошедшую медсестру уколоть ему обезболивающее. Поднимаюсь с кровати. Мне лучше, поэтому беру стул и сажусь рядом с ним.

Михаил просыпается через два часа, а я руку его к щеке прикладываю, целую. Встречаемся взглядами. Какие у него красивые карие глаза с зеленой радужкой.

– Ангел мой…

– Прости меня, Миша. Это я виновата.

– Ты ни в чем не виновата, девочка. Ни в чем.

– Зачем ты поставил себя под удар? Смотри, что они с тобой сделали!

Слезы текут по щекам, и Миша их вытирает ладонью.

– Эй, ты же доктор будущий, вот и будешь на мне тренироваться, Ангел. Иди ко мне.

Улыбается и тянется ко мне, я наклоняюсь и целую Мишу в губы, чувствуя соль своих слез и счастье оттого, что он рядом, до страшного избитый, но живой.

– Я скучала. Я так безумно скучала! – шепотом у его губ, вдыхая его запах.

– Я знаю, Ангел мой. Знаю.

Миша гладит меня по волосам, по щеке, вытирает мои слезы, а я, как котенок, трусь о его ладонь, прикладываюсь к ней губами.

Мы умирали вместе, воскресаем тоже вместе, и часто я забираюсь на больничную койку, на которой лежит Миша, и ложусь ему на плечо.

Я слушаю его сердце и только под этот стук могу уснуть, зная, что он со мной рядом.

Игорь заходит к нам каждый день, Толик тоже проведывает. Носит нам еду из клуба и от теть Любы тоже всякие вкусности.

– Я знаю, что ты тогда меня из клуба забрал и домой отвез! Ты мой ангел-хранитель.

Лежу у Михаила на плече. У него ребра перебинтованы, он без футболки, к себе меня прижимает, гладит по плечу.

– Как поняла?

– Я узнала твой запах. Ну и Толик плохой конспиратор.

– Почему ты была такой непослушной? Зачем ты курила, Ангел?

Смотрит строго, и я понимаю, что Михаил все знает. Все.

– Ты читал мои письма?

– Лучше бы не читал, – рычит, поджимая губы.

– Не надо было. Я такое там писала…

– Чш… – Кладет палец мне на губы, надавливает. – Все прошло, Ангел.

– Миш, я Ахмеда толкнула. Думала, что убила, но Толик сказал, что он в кому упал. Меня посадят в тюрьму теперь. Ты будешь меня ждать?

На это Миша почему-то усмехается,