Я никогда не видел, чтобы она проявляла жестокость, даже когда считал это оправданным. Именно тогда я начал использовать ее как свой моральный компас. Я позаботился о том, чтобы этот тупой парниша не мог нормально ходить в течение нескольких недель, но в ту ночь он выжил; благодарный и извиняющийся.

Я убираю нож в кобуру на поясе, прежде чем снова поворачиваюсь к дороге, чтобы найти ее. Я не всегда так быстро ее замечал. Когда я впервые начал следить за ней, чтобы выяснить, что со мной происходит, я постоянно терял ее из виду. Она уходит на весь день, не имея плана или каких-либо намерений. Раньше я боялся потерять ее из виду хоть на секунду, потому что никто не знал, куда она отправится в следующий раз, но теперь я могу отследить ее. Я знаю ее распорядок дня, хотя на самом деле у нее его нет. Она позволяет городу направлять ее.

Если она увидит, что кто-то идет в такт, который звучит в ее наушниках, она последует за ним. Она сделает несколько снимков мха, растущего на старом здании, и будет ходить по нему, пока не упрется в тупик. Она посещает каждый уголок этого города, но кажется, что каждый день находит что-то новое.

Мне пришлось помешать своей команде найти ее, потому что у меня нет никаких причин объяснять им, почему я не могу выполнить эту работу. Но кроме как сказать им, что я уже исключил Чикаго, мне ничего особенного не пришлось делать. Она как будто прячется для меня. Вся ее работа анонимна, у нее нет странички в Сети, и у нее нет рутины, о которой можно говорить, если только кто-то не следил за ней, как это делал я. Мне повезло найти ее досье.

Что беспокоит меня больше всего, так это то, что если бы я отошел от нее, то думаю, что моя работа была бы выполнена кем-то или чем-то в этом городе меньше чем за день. Я никогда не встречал человека с большим пренебрежением к собственной жизни, чем она. Она не замечает опасности вокруг себя, и я был чертовски занят, пытаясь уберечь ее от этого. Но я — самая большая угроза для нее. Или должен быть ею.

Пока немного погружаюсь в мысли о том, как часто она подвергает себя опасности, я наконец нахожу ее лежащей на земле на дне огромной бетонной дренажной канавы. Почему ей так нравится это место?

Я осматриваю местность в поисках опасности, как делаю обычно, но, как всегда, мой взгляд прикован к ней, и новый голод в моем животе возвращается. Моя кожа нагревается сильнее, чем от солнца и моего мешковатого свитера. Как она это делает?

Я издали слежу за тем, как она прогуливается по середине бетонной канавы. Время от времени она останавливается, и я делаю то, что у меня получается лучше всего в последнее время: наблюдаю за ней из тени.

У меня слюнки не текли ни от одного кусочка еды с тех пор, как я встретил ее, но этот новый голод разрывает меня на части, когда я смотрю, как джинсы туго обтягивают изгиб ее бедер. Она расправляет свою зеленую футболку, обнажая примерно дюйм золотистой кожи на животе. Как она ощущается? Этот вопрос быстро продвигается вверх по списку.

Я пытался оставаться в рамках ее моральных принципов, но все, что касается меня, от моего присутствия до моих грязных мыслей о ней, выходит за рамки ее сострадания. В ее глазах я никогда не буду хорошим парнем.

Ее голова откидывается назад, когда она останавливается, и я прячусь в тень. Когда ее глаза закрываются, мое тело тянется к ней, отчаянно желая быть ближе, чтобы наблюдать за ней. Я без сомнения знаю, что не прав, желая ее таким образом, но как это может казаться таким чертовски правильным?

Каждый мой мускул напрягается, когда ее глаза встречаются с моими. Я замираю, думая, что она собирается пройти мимо меня, как обычно, но на этот раз она останавливается и наклоняет голову, чтобы изучить меня. Она не замечает сменяющихся вокруг нее вещей, а я с юных лет научился этому. Но прямо сейчас я единственный человек рядом, и она не сводит с меня глаз.

Она полностью поворачивается ко мне, и я прислоняюсь спиной к телефонному столбу, чтобы оставаться в тени здания с моей стороны. Однако она притягивает меня своим взглядом, маня подойти к ней. Она, должно быть, чувствует эту энергию между нами. Меня практически трясет от количества усилий, которые требуются, чтобы не подойти к ней.

Ее камера поднимается вверх, и я на секунду паникую от того, что она меня видит. Я почти поворачиваюсь и проскальзываю за здание, но что-то глубоко внутри меня заставляет меня остаться. Я хочу, чтобы она действительно смотрела на меня.

Когда я делаю шаг вперед, она отшатывается, посылая электрический ток по моему позвоночнику. Это что-то новенькое. Я думал, она не почувствовала опасности.

Опять же, две стороны во мне борются за доминирование. Та сторона, о существовании которой я не подозревал еще два месяца назад, болит при мысли о том, что она боится меня. Я хочу объяснить, что сейчас защищаю ее. Не знаю почему, но это так.

Но темная сторона меня, с которой я гораздо лучше знаком, сторона, которая направляла меня большую часть моей жизни, хочет посмотреть, сколько шагов назад она сделает, прежде чем бросится бежать. Она никогда раньше так себя не вела. Я делаю шаг вперед, и она подстраивается под мой шаг, ее глаза расширяются, лицо краснеет, губы приоткрываются. Охх...

Она почти роняет камеру, когда выхватывает телефон. Ее прерывающийся зрительный контакт со мной также разрушает те чары, которыми она меня только что околдовала. Я ухожу за стену здания и перевожу дыхание, прежде чем она снова поднимает взгляд. Этого не может быть. Она не может встретиться со мной. Если я буду вынужден рассказать ей, что происходит, она может вызвать полицию или заявить о себе общественности. Если она это сделает, мне придется либо закончить свою работу, либо... забрать ее. Эта возможность становится все более пугающей с каждым днем, когда я задерживаю свою команду.

Она на самом деле идет ко мне. Почему она такая? Я первый человек, который напугал ее с тех пор, как ее встретил, и она все равно подходит ближе?

Внезапно она поворачивается и убегает прочь, но она бежит