Беру его в руки, а затем просто глупо пялюсь, понятия не имея, с чего начать.

Как эту штуковину вообще надевать?

– Давай помогу, – усмехается, но как-то без издевки.

Мило, что ли.

Легко, будто делал это уже миллион раз, помогает мне натянуть на голову шлем, сам регулирует ремешок и застегивает его до щелчка. Кажется, будто рядом с ним и не боюсь ничего, будто все по плечу, даже глубина. Но это ощущение так же обманчиво, как и суровая реальность – страхи не исчезают по такому же простому щелчку.

– Теперь обопрись об меня. – его сексуальный с хрипотцой голос звучит как проклятие. – Не бойся, я не кусаюсь.

Выдыхаю, а затем сжимаю его плечо и перебрасываю ногу через байк.

– Вот так, а теперь держись.

Держаться? Прямо за… него?

Рев двигателя заглушает визг, и я как маленькая тут же обнимаю широкую талию.

Хотя ВЦЕПЛЯЮСЬ подходит к ситуации куда больше.

Раз, два…

Даже испугаться не успеваю, Макстон пинает подножку, и байк резко срывается с места. От неожиданности вскрикиваю, зажмуриваюсь и вжимаюсь в его спину. Вот тут-то меня и накрывает. Дрожь волной прокатывается по позвоночнику, сердце ухает куда-то в пятки, а дыхание едва не останавливается.

Я умираю?

Это смерть?

– Расслабься! И наслаждайся ветром!

Расслабиться? Наслаждаться?

Не знаю, возможно ли это вовсе.

Скорость так пугает, что я мысленно перебираю в голове все варианты возможной катастрофы. Как мы врезаемся в летящий навстречу грузовик. Или переворачиваемся, потому что на дороге появляется лось. И не спрашивайте меня, откуда. Ну или вылетаем куда-нибудь в кювет, внезапно теряя управление. А что, если откажут тормоза?

Представляя все это, цепляюсь за Макстона сильнее. И кажется, что через минуту уже стискиваю его до скелетного хруста. Вот так мне страшно.

Слышу, а после ощущаю, как адский байк сбавляет скорость.

– Так лучше?

Не знаю, чувствует ли он, но киваю.

Так действительно лучше.

Я все еще крепко его обнимаю – не знаю больше потому, что до сих пор страшно, или потому, что, вероятно, это мой первый и последний шанс побыть с ним вот так, очень-очень близко. Но, наверное, и то, и другое вкупе.

Не замечаю ни времени, ни пространства.

Но расслабляюсь.

Невероятно, правда?

Просто доверяюсь ему и ловлю встречный ветер, хоть все еще и не размыкаю глаз. Дышу его ароматом – таким… как воздух в марокканской пустыне. Не знаю, его ли это запах или так раскрываются оставшиеся на коже нотки парфюма, но клянусь, почти физически ощущаю горячий ветер, твердый песок, высушенные травы и пряности. И еще… что-то такое анималистическое, словно дающее намек на то, что пустыня живая и где-то там, неподалеку, обитают бедуины и верблюды.

И эта химия поражает каждую клеточку внутри меня.

– Приехали, – шепчет, когда я едва не засыпаю, уткнувшись ему в футболку.

Заснуть на двигающемся мотоцикле, вы можете себе представить?

Нехотя расцепляю руки, чтобы не выглядеть той самой влюбленной дурочкой, которой, по сути, и являюсь. Ни важничаю и не играю, просто не хочу давать самой себе повод для надежды. Знаю ведь, что не будет между нами ничего. У Макстона есть Кайли, а я… мы разные слишком, между нами грань, разделяющая миры, к которым мы принадлежим.

Он уберег меня от неприятностей, а после – подвез. Не стоит придавать этому слишком большое значение. На его месте, наверное, так поступил бы любой.

– Макстон.

– Добрый вечер, мистер Митчелл.

Папа выходит из дома, вероятно, услышав звук ревущего Харлея. А, возможно, увидев нас из окна. В любом случае, не знаю, куда деть глаза.

– Как репетиция?

– Отлично. Через неделю концерт. Придете?

– Посмотрим, – улыбается, а я уже готовлюсь бежать без оглядки, прячась в своей комнате, как в защитном коконе. – Спасибо, что подвез мою дочку.

– Пойдем, пап, нам пора уже, – встреваю, дабы он не проговорился.

Это вообще очень опасный момент – во всех его смыслах.

– Можете дать нам еще пару минут?

Замираю на месте как вкопанная. А папа, нет чтобы проявить твердость, просто кивает, оставляя нас наедине и бросая мне что-то вроде: жду тебя дома, Бэмби.

Или послышалось? Хоть бы послышалось.

– Бэмби? – одними уголками губ, а я сглатываю, мечтая провалиться.

– Он постоянно меня так называет, хотя мне уже и не четыре давно.

– Это очень мило, – шепчет, а я и хочу продлить этот миг и мечтаю, чтобы он поскорее закончился. Стыдно. Страшно. Хорошо. Я испытываю такой невероятный спектр чувств и эмоций, что не знаю, как вообще нахожусь в сознании.

Столько всего за один вечер – слишком для меня.

– Что ты делала у клуба?

– Что?

– Ты на репетицию приходила?

– Я… встречалась кое с кем.

– Парень?

– Друг, – отвечаю быстро, слишком-слишком быстро.

Он усмехается, а я чувствую, как пунцовею.

– Спокойной ночи, Ри, – тихо, томно, или мне так только слышится.

Заводит двигатель, чтобы доехать до своего гаража, заглушая мой мягкий шепот:

– Спокойной ночи, Марс.

Глава 4

Ри

Мой папа – главный архитектор. Папа Макстона – крупный бизнесмен, по заказу которого строился Оз. Только вот он сам сюда никогда не приезжал. А я влюбилась в его сына прежде, чем узнала его фамилию.

Вот так крупно я влипла.

– Так он серьезно тебя спас? А затем подвез до дома на своем «Харлее»? И как об этом еще на всю планету не раструбили, – смеется Скайлер, черпая из банки мороженое.

Даже несмотря на то что между нами нескончаемые километры, мы общаемся почти постоянно – по телефону, голосовыми, через мессенджеры или как сейчас – по видеосвязи.

– Наши дома по соседству.

– О, ну конечно. Хочешь сказать, что, если бы ты жила в соседнем штате, он бы бросил тебя у клуба ночью?

– Нет. Я просто пытаюсь не придавать этому слишком большое значение.

– Что-то вроде: «не взлетай высоко, а то больно будет падать»?

– Что-то вроде, – тихо отвечаю, невольно засматриваясь в соседское окно.

Интересно, чем он сейчас занят?

Уже почти полночь, свет в его комнате не горит, да и из гаража не доносится ни звука. Значит, не репетирует. Может, гуляет? Интересно, с кем – с ребятами или с Кайли?

– Ты так дыру в его окне просверлишь.

Моргаю и перевожу взгляд обратно на экран.

Скайлер заливается смехом, а я жалею, что банка и подруга находятся так далеко, иначе бы