Во-первых, не хочу выдавать свой интерес. Во-вторых, мне, особо, и некогда. А в-третьих, не знаю, что потом делать с этой информацией. Потому что, рано или поздно, им придётся уехать, а я уже как-то привыкла к тому, что у нас сложился здесь странный, но все-таки симбиоз.

Пока мне удобно, что Глеб с Ниной здесь — кручусь, как могу, стараюсь до родов завершить дела с открытием ресторана.

На экране бегут какие-то бандиты, стреляют друг в друга, красиво падают, поливая все кровью.

— Какой бред, — говорит Глеб и переключает канал. Там идут биржевые сводки, и он хмурится — не любит аналитику или совсем все плохо на финансовых рынках?

— Вика, говори, что случилось. А то лопнешь, — говорит, не поворачиваясь ко мне.

Я молчу. Мысли рассыпаются, тщательно подготовленный план моей речи превращается в труху.

— Вика, давай… — выключает звук и поворачивается ко мне в пол оборота. На экране молча растут и падают графики.

— Эм… Нас развели. — Мне самой не по себе от этой новости.

— На деньги? — его глаза темнеют, смотрит на меня, как тигр, которого дернули за хвост. Немного опешивший, но уже готовый треснуть лапой.

— Нет, просто развели. Теперь мы с тобой, посторонние люди.

— Так, — голос звучит сталью. — Мне так и не дали право на защитное слово?

— А что изменится, Глеб? — Вытирая руки полотенцем, подхожу к нему. — Это же всё, конец.

— Разойдёмся в темноте, так в темноте и останемся, — мрачно потирает лоб. — Как ты будешь новую жизнь в темноте строить, а?

Смотрит на меня с вопросительным ожиданием. И я не знаю, что ответить. Я не знаю, что будет дальше, может быть он прав? И новую жизнь стоит начинать со старой правды?

Сажусь напротив, зажав руки с полотенцем между коленями. Почему-то мне сейчас так страшно и неловко, что кровь отливает от лица. Я, вроде бы, ничего не сделала. Только почему именно мне сейчас плохо?

— Хорошо, рассказывай, — говорю на выдохе. — Только без своих аллегорий, я уже знакома со сказочными персонажами.

Замолкаю и с ожиданием смотрю ему в глаза.

Глеб морщится и зажимает пальцами переносицу.

— Прости меня… Я очень виноват перед тобой, даже больше, чем ты думаешь. Мне стыдно было каждый день… Ты даже не представляешь, как! Я тебя и на работу не пускал, чтоб не дай бог, кто не рассказал. Я карьеру тебе загубил, понимаешь?

Я ехидно ухмыляюсь.

— Да ладно тебе… Я уже справилась. И начало истории мне знакомо, я знаю, как один благородный спаситель вырвал из лап смерти пиявочку. Только твоя пиявка оказалась очень уж деловитая и наглая, ага?

Глеб отворачивается и покачивает головой. Смотрит невидящими глазами, как по экрану молча ползут цифры, и диктор в строгом костюме вещает о чем-то важном, открывая и закрывая рот.

— А хочешь расскажу, как дальше было? Хочешь? Пиявка твоя, вся такая окрыленная, желая отблагодарить такого мужицкого мужика, прямо вот в клубе, или куда вы там ходили… Там же и отблагодарила. А потом еще в гостинице, и спустя пару дней, пару месяцев… Все благодарила и благодарила. — Я выплевываю слова с яростью, уже готова сорваться на крик. — А ты, вдруг совершенно случайно забыл сообщить ей, что женат! Просто из головы вылетело…

— Нет, — хмуро рычит Глеб. — Не так все было.

— А как? — облизываю вмиг пересохшие губы.

Я всеми силами стараюсь сделать так, чтобы моя внутренняя дрожь не прорвалась наружу.

Глеб, помолчав, медленно продолжает. Не смотрит на меня, будто уходит в свои воспоминания.

— Я шёл тогда к Пашке на День рождения. Ты же помнишь, я потом пришел со сбитыми костяшками?

— Ха, ещё бы не помнить. И с синяком на скуле. На тебя ж тогда наркоманы напали, я неделю тебе рученьки мазью мазала, синячок маскировала.

— Да, только напали они не на меня. Дарья с хахалем своим поцапалась, прямо на улице он её за грудки схватил и я вмешался. Прямо во дворе Пашкиного дома все происходило.

— Ну я поняла, что потом ты потом и на День рождения спасённую принцессу приволок.

— Да, её трясло. Отвел к Пашке, попросил, чтоб девке хоть выпить дали и успокоительного. На улице не бросить же её? Она как-то расслабилась вроде, отогрелась. Да и я тогда знатно выпил.

— Ну конечно же. Все так говорят. — Скрещиваю руки на груди.

— Все или не все, но я выпил. Я тоже, знаешь ли, не каждый день в подворотне дерусь.

— А я ведь жалела тогда тебя, а ты тогда уже… Фу… — отворачиваюсь, не в силах скрыть омерзение. — Ты ведь тогда уже врал?

— Врал! Да, я врал! — с горечью кричит Глеб и я невольно цепенею от боли, которую слышу в его голосе. — Что я должен был сказать? Я оступился один раз! — Выдыхает и продолжает какой-то бешеной скороговоркой. — Она попросила проводить её до дома, позвала выпить чай. И я, дурак, согласился. Я, блин по дороге же рассказывал ей, какая у меня охрененная жена. Я не скрывал ничего! Я ей фото твое показывал!

— Фу, не продолжай лучше, гадость какая! — Обхватываю голову руками.

— Да, я сам не понял, как это произошло. Там же все кричали, какой я крутой, будто у меня День рождения. Думала, цапанула богатого мужика. Не знаю… — сжимает переносицу. — Может добавила что-то в чай, я не знаю… Может я пьяный идиот… Вика, я не зна-а-аю! — с мольбой смотрит на меня. — Я сотни раз прокручивал эту ситуацию в башке и не могу понять, как это произошло. Как жаль, что нельзя нажать автосохранение, вернуться назад… Сделать всё по-другому! Я не знаю!

— И я тоже не знаю, — пожимаю плечами. — Только сейчас уже всё равно это не важно…

— Хочешь верь, хочешь — нет, но это было один раз. И Сашка — мой, я делал тест ДНК. Тут она не обманула. Пришла через год, показала ребёнка, я помогал, как мог. Пока дела не пошли из рук вон плохо. Да это я и развалил все, потому что как тут сосредоточиться, если такое… — Глеб машет рукой, будто этим жестом можно сбросить все проблемы.

— Я одного никак не возьму в толк… Как ты мог врать столько лет? Как, Глеб? — Прижимаю ладони к горящему лбу. — Почему ты не сказал? Я вот этого не понимаю!

— А что я должен был сказать? Что говорят в этих