Все эти вещи нашли место в комнате его бывшей соседки. Странные подушки, плед, маленький коврик с пушистым ворсом под ноги. Ему хотелось, чтобы все это было здесь, хотя почему он это делает, и зачем… вопросов не возникало.

Сухая, холодная постель. Она спала на ней, ворочалась и устало зевала, когда он будил ее по утрам. Действительно твердая, хотя до этого учитель этого не замечал. Неуютная. Неприятная. Возможно стоило сменить матрасы и одеяла, и поставить кондиционеры подороже в двух свободных спальнях.

Сколько бы комната не проветривалась, а в ней стоял тот запах, который исходил от нее, всегда, как-бы по умолчанию. Им пахло белье, полотенца в ванной… ее одеяло, колючее, которым она накрывалась. Что-то неуловимое, спустя две недели это был, скорее, фантом, ассоциация, но он все равно прочно засел в голове и никак не хотел выходить из мыслей. Чем дольше декан сидел здесь, тем холоднее становилось ему самому, хотя он никогда не мерз в собственном доме.

Как она там? Наверное, сидит, обхватив руками колени, одиноко рассматривает снег на улице. Возможно, хочет съесть что-то сладкое… читает. Что-нибудь странное, с витиеватым слогом и абстрактным смыслом. Возможно грустит. Думает о том, что никому не нужна. Смеется себе под нос, вздыхает, смахивая импровизированную слезу. Или не импровизированную…

Габриэль закрыл глаза и потряс головой. Какая, к черту, разница, что там у нее происходит? Разберется, не маленькая. Резко встал, он вышел из комнаты, звонко хлопнув дверью. Кухня тоже пустовала, все вокруг освещал одинокий, белый свет, и, как ни странно, от него щипало в глазах и подступала злость. Нежность. Беспочвенный приступ собственной нежности раздражал. Холодными руками схватив ручки кухонной тумбы, он раскрыл ее, и выхватил из стала первую попавшуюся бутыль. Почему бы и нет? Можно же позволять себе пить вечером, как и раньше. Иногда.

Только стакан не высыхал до самого рассвета. Нужно было идти на работу, а пьяный, ухмыляющийся во все лицо Хенгер, заплетающимся языком разговаривал с уже третьей женщиной за утро. Сперва смеялся, звал на свидание, а после резко менялся, становясь грубым, и вовсе посылая собеседницу, по-хамски заявляя, что не нуждается ни в чьем обществе. Какой там была его последняя знакомая, из аварии? Как ее звали? Он успел забыть, брюнетка или блондинка ли она. Появление в таком виде на работе грозило декану не просто понижением, а увольнением, и, осознавая это, мужчина собрал остатки разума в кулак, начиная звонить ректору. Придется лгать. Пусть причиной будет отравление… так правдоподобнее всего. Даже странную интонацию можно будет списать на это.

Ректор же, зная, на каком хорошем счету находится сотрудник, не стал упрекать или докапываться, и потом, его обещанию выйти на работу на следующий день можно было верить. Прикладывая к голове мешочек со льдом, декан тяжело дышал, и очень медленно моргал. На балконе был минус, но даже там ему было жарко, хотя капли пота, выступающие на полуобнаженном теле моментально испарялись. Каждый день казался хуже предыдущего, будто в голове у него пробили огромную дыру, и теперь, он, словно робот, живет и существует на автомате, а все чувства, что появлялись внутри, нещадно коробили, заставляя пальцы трястись, а органы, буквально, завязываться в узел.

* * *

«Довольно неплохо» — со странной улыбкой сказал декан, осматривая обновленную комнату. Стало намного уютнее, ведь он за выходные переклеил обои, заказал новый кондиционер, купил пуфы, некоторые игрушки, все стало светлым, живым и уютным. Кто бы теперь сказал, даже нет, кто бы теперь подумал, что тут плохо? Тепло, тихо. Теперь есть даже книжная полка со всякими странными произведениями.

Аккуратно присев на пуф рядом с дверью, он еще раз окинул взглядом свое творение. Всего-то за неделю. Мелочь. Однако, чем полнее становилась комната, тем хуже Габриэль себя чувствовал. Вроде бы делал что задумал, что хотел, а осадок внутри копился, копился… лишая мужчину тех хилых остатков покоя, какие у него оставались. Казалось, чем приятнее здесь, тем больнее было ему. Все еще странный сквозняк, все еще тишина, пустота, от которой никуда не деться и никак не избавиться. Внезапно вздрогнув, он посмотрел себе за спину, в коридор. Это просто ветер снаружи. Учитель закрыл глаза и поежился, однако через секунду напрягся снова, и, сжимая кулаки, уверенно вышел из комнаты. Просто галлюцинация, это невозможно. Сосредоточившись, он вновь услышал голос, на этот раз отчетливо, настолько, что становилось не по себе. Не страшно, но, скорее, обидно. «Ты здесь?» — эхом отдавалось в помещении, хотя все было закрыто, и это явно были не соседи. «Ты здесь?» — он, стиснув зубы, посмотрел по сторонам, после чего взялся за голову и рассмеялся. Этого просто не может быть. Неужели он сходит с ума? Вот так вот просто сходит с ума. «Ты здесь?» — уже не мог понять, правда слышит, или вспоминает, представляет. «Греюсь».

«Что?» — произнес в воздух Хенгер, но тут же снова засмеялся сам себе. Самый неуместный вопрос, который он мог задать. Достав из кармана телефон, он одним движением выбрал нужный контакт, нажал кнопку вызова и поднес аппарат к уху:

— Выпиши мне успокоительное посильнее, а лучше какой-нибудь слоновий транквилизатор. Похоже, я уже слышу того, чего нет.

— А что, тот уже не помогает? — В трубке послышался вздох. — Слушай, хватит что-то пытаться себе доказать. Прими уже, что тоскуешь. Уже крыша едет, насколько тоскуешь, обычно такое бывает, когда умирает близкий человек. Но тебе повезло. Жива. Твое успокоительное сидит сейчас в приюте, спорит с друзьями о бренности бытия и ждет, когда им подадут булки. Ты говорил она сладкое любит, да?

— Не знаю я что она любит! — Рявкнул декан и вцепился в телефон с такой силой, что, казалось, вот-вот его раздавит.

— Но хотел бы узнать, и не надо мне говорить, что нет.

— Помощи от тебя, Джек…

— Я тут почти месяц пытаюсь тебе глаза раскрыть, баран. А ты застрял в своем помешательстве, а потом удивляешься, откуда у тебя фонемы. Странно, что она тебе не сниться до сих пор. Или что, стыдно признаваться? Ладно, хватит агрессивить. Расслабься, прими ванну… только не так как в прошлый раз, ладно? Больше за тобой в бар в четыре утра я не поеду. Даже если ты полуголый. Даже если совсем голый. Пусть тебя в травматологии откачивают, лады? Это уже не моя специализация.

— Ну да, я же нажираюсь каждый день как свинья. —