— О чем ты сейчас думаешь? — спрашивает он, барабаня пальцами по рулю. Ветер врывается в окно, взъерошивая его темные волосы.

Мое сердце замирает, когда он смотрит на меня. Выражение его глаз говорит мне, что ему действительно не все равно. Что он хочет узнать обо мне побольше.

Это опасная территория. Я знаю его много лет, но я проделала хорошую работу по обеспечению собственной безопасности. Папа учил меня не доверять другим — даже человеку, который правил семьей, частью которой мы были. Хотя он никогда не упоминал Алессио.

Может быть, я была неправа, когда не доверяла Алессио.

Хотя мне трудно в это поверить. Я думаю, что Алессио в какой-то степени можно доверять, но я не думаю, что этот момент когда-либо коснется моего сердца.

Не то чтобы я задержусь здесь достаточно надолго, чтобы мы дошли до этого момента. Случайный секс был бы лучшим, что у нас когда-либо могло быть.

Случайный, умопомрачительный секс, из-за которого я изо всех сил пытаюсь вспомнить собственное имя.

— Билли, у тебя такой вид, будто ты закручиваешься по спирали. Что случилось?

— Если бы у тебя был единственный шанс сделать с мафией все, что ты захочешь, и никто не попытался бы с тобой за это бороться, что бы ты сделал? — Я не хочу говорить ему, что на самом деле у меня на уме. Он подошел бы слишком близко. Видел бы меня слишком пристально.

— Я не знаю, — говорит он, подъезжая к железным воротами набирает код. — У меня есть много вещей, которые я хотел бы сделать, но мы не живем в мире, где никто не будет бороться со мной в этих вещах. У меня есть люди, которые ждут, что я оступлюсь, куда бы я ни повернулся.

— Хорошо, — говорю я, когда он паркует машину перед домом. — Подумай об этом. Представь, что только на эту ночь мир — идеальное место, и ты можешь изменить в семье все, что захочешь. Никто никогда не придет за тобой. Никто не попытался бы бороться с тобой. Что бы ты сделал?

Он вздыхает, когда мы входим в дом. — Я не знаю. Я устал от того, что все думают, что они лучше всех остальных. Люди будут делать и говорить то, что им нужно, если они хотят продвинуться вперед. Мои отец и брат были великолепны в создании токсичной среды для всех вокруг них.

— Тогда чем бы ты отличался от других? — Спрашиваю я, пока мы идем в мою комнату. Я хочу пойти посидеть под звездами и красивыми огнями, пока мы разговариваем, в окружении тропических растений, в месте, которое кажется нашим собственным маленьким раем.

— Каждый должен был бы зарабатывать то, что у него есть. Женщины занимали бы равные места среди мужчин. Если ты не зарабатываешь то, что имеешь, то начинаешь все сначала. Нет смысла обвинять других, когда тебя упускают из-за повышения по службе или возможности. Я хочу, чтобы они видели во мне плохого парня, вместо того чтобы видеть такими всех остальных.

— Почему тебе обязательно быть плохим парнем? — Я веду его в дальний конец двора, где стоит уличный диван-кровать. Над ним нависает изогнутый балдахин, мягкие белые занавески ниспадают каскадом с обеих сторон.

Алессио тянется к выключателю на стене, чтобы включить гирлянды над головой. — Кто-то должен быть плохим парнем. Прямо сейчас меня все еще считают слабаком. Я знаю, что это так. Прошло десять лет, пока я контролировал ситуацию, но люди, которые пришли к своим должностям при моих отце и брате, все еще считают меня слабее, чем они.

— Итак, — говорю я, забираясь на диван-кровать и откидываясь на подушки. — В идеальном мире, где ты мог бы превратить мафию Маркетти во что угодно, ты все равно был бы плохим парнем.

— Это единственный вариант, который я вижу. — Он забирается на кровать рядом со мной, перекидывая руку через спинку. — Кто-то должен быть плохим парнем.

— Я не понимаю, почему это должен быть ты. Почему ты не можешь быть лидером, которого уважали, а не тем, кого боялись?

— Маркетти — это люди, которые зарабатывают уважение, потому что их боятся.

— Ты думаешь, это настоящее уважение? — Я придвигаюсь к нему поближе. — Я думаю, что ты более способный, чем сам думаешь, но ты продолжаешь использовать своих покойных брата и отца как предлог, чтобы не вмешиваться и не брать полный контроль. Ты позволяешь людям, которые были живы, когда по земле бродили динозавры, шептать тебе на ухо и рассказывать, как все должно быть.

— Так же, как ты говоришь мне, как все должно быть? — Уголок его рта подергивается, когда он смотрит на меня.

— Я ни разу не сказала тебе, что, по моему мнению, тебе следует сделать с мафией сегодня вечером, хотя у меня была масса возможностей для этого. Я задаюсь вопросом, почему ты, кажется, позволяешь другим управлять мафией вместо тебя.

— Это проще, чем создавать волны.

— Ни одна великая империя не была построена человеком, который был слишком напуган, чтобы поднимать волну.

Алессио вздыхает и откидывается назад, закрывая глаза. — Может быть, я не хочу строить великую империю. Может быть, в другом мире, где все идеально, я работал бы на обычной работе с женой и детьми. Я бы никого не убил. Я бы не отправил нас самолетом в другое государство из-за войны, которая маячит на горизонте.

— У тебя есть шанс уйти и передать мафию другому. Ты мог бы собраться завтра и уехать, если бы действительно захотел.

— Кровь на входе, Билли, но смерть на выходе. Ты знаешь это не хуже меня.

Я киваю и закрываю глаза, отгоняя чувство вины, которое возникает при этих словах. Он не знает, что я планирую уйти. Для меня это не будет смертью. У меня будет та жизнь, которую я хочу.

Я бы хотела, чтобы у него была та жизнь, о которой он мечтает.

Когда я открываю глаза, на меня смотрит Алессио. В его глазах таятся тысячи разных вопросов, но он не озвучивает ни один из них. Вместо этого он вздыхает и отводит взгляд.

— Итак, — говорю я, чувствуя необходимость сменить тему. — Как насчет той тенденции