Пусть у него на лице сейчас сияла довольная улыбка, но чуйка кричала, что что-то сейчас будет. Что-то важное.

А Дарина с недавних пор пообещала себе прислушиваться к тому, что нашептывает ей интуиция.

— Можешь. Не одному же мне стрематься, — Адам подмигнул ей, — тем более, когда меня сдал таксист.

Дарина заерзала, даже свела брови на переносице, силясь вспомнить, что именно говорил тот самый таксист. Приятный мужик, кстати. И тоже помог. Ее на секунду отвлекла и удивила мысль о том, сколько людей остановилось, чтобы помочь незнакомой девушке.

А потом она вспомнила…

Сказать вслух она ничего не успела.

Адам протянул раскрытую бархатную коробочку, в которой сияло белое золото с приличным, переливающимся всеми огнями, камнем.

— Адам…

Сердце Дарины замерло, а потом забилось с бешеной скоростью. В глазах потемнело от переизбытка чувств. Она подняла на Адама широко распахнутые глаза, в которых смешались неверие, восторг и щемящая нежность. Из груди вырвался не то вздох, не то сдавленный смешок. Она не могла отвести взгляд от сияния, которое казалось ярче всех звезд за окном, и медленно, почти не веря, подняла дрожащие пальцы к губам.

— Примешь?

Адам продолжал добродушно не то усмехаться, не то улыбаться.

А у самого желваки на скулах заходили.

— Прямо вот так?

— А чего ты хочешь от мужика, расхаживающего голым по трассе?

— И правда.

Шум в ушах усиливался.

Кольцо…

Со всеми вытекающими.

— Знаешь, Терлоев, — начала она и тоже прочистила горло, садясь уже более прямо. — Извини, что по фамилии. Ты же несколько раз меня по фамилии величал…

— Это принципиальный вопрос?

— Не перебивай!

Мужские брови изогнулись четче.

— Как ты там сказал? Подразумевается, что это как-то будет происходить иначе… Я сейчас про свой ответ. По жанру классики я же должна взять время на «подумать». Правильно?

— Нет.

Адам поставил колено на край кровати.

Хищник в мужском обличии… Как есть.

— Вот и я решила, что не надо нам классики. — Ее голос охрип. Она протянула руку к Адаму. — Надевай. Я принимаю твое предложение. Если уж мы начали общение так весело, то не будем изменять традиции.

Он надел кольцо. А потом рывком притянул ее к себе.

И долго целовал.

Очень долго.

А она отвечала.

Они снова оказались без халатов. На этот раз занимались сексом медленно, никуда не спеша, наслаждаясь каждым моментом. Когда Дарина двигала рукой, чтобы потрогать Адама, в воздухе мелькал блеск бриллианта.

Она приняла предложение! С ума сойти…

В номере оказалось шампанское, заказывать его не пришлось. Адам, не стесняясь собственной наготы, налил им по бокалу.

— И что дальше, Адам? — вбросила она очень важный вопрос.

Адам понял ее без лишних уточнений.

— У меня своя клиника…

— Боже…

Она спрятала лицо в ладонях. В висках застучало.

Адам настойчиво отнял их и заглянул ей в лицо.

— Эй, ты чего?

— Я абсолютно ничего не знаю о мужчине, которому сказала «да», — выдохнула она, и в глазах стояла неподдельная жуть.

Зато Адам явно забавлялся. Он почти усмехался, его брови поползли вверх.

— И что? Это критично?

Она не смогла найти слов, лишь быстро-быстро закивала головой, словно заводная кукла. Встала на колени на мягком матрасе, пошатнулась, нашла равновесие и потянулась к нему.

— И ты готов оставить клинику ради меня?

Происходящее не укладывалось у нее в голове. Ни под каким соусом.

Нет, она знала, что Адам не беден. Но собственная клиника… Ребят, это перебор! Мозг отказывался принимать очевидное.

Адам же, казалось, не проникся всей драматичностью момента. Он медленно закинул руки за голову и с ленивой улыбкой чеширского кота продолжил:

— Во-первых, клинику я не оставляю, — начал он с деланой невозмутимостью. — Она отлично продолжит функционировать без меня в качестве гендира и по совместительству остеопата. Раз в месяц или по необходимости буду мотаться в командировки. Плюс Касьян подрастает, он уже в деле.

Он сделал театральную паузу, давая ей впитать информацию, а затем наклонился чуть ближе, и его глаза сузились.

— Теперь я перехожу ко второму моменту. С чего ты, Дарина Керцаева, решила, что я делаю это ради тебя? Ты ошибаешься. Да-да, ошибаешься. Делаю я все это ради себя любимого. И только. Смотри за моими пальцами. Я получаю любимую женщину. — Он начал загибать пальцы. — И новые перспективы на новом месте. Свежий воздух опять же…

— Адам!

Дарина не выдержала и кинулась к нему на грудь, пряча разгоряченное лицо в основании его шеи и чувствуя как смех сотрясает его. Он обнял ее и тотчас перевернул в воздухе, опрокинув на спину и нависая над ней.

— И да. У меня тут вопрос принципиальный.

— Какой?

— С фамилией. Ты же возьмешь мою?

— Возьму. — Она даже не колебалась.

— Еще шампанского?

— Давай.

Пусть уж голова окончательно закружится.

Он протянул ей второй бокал.

— У меня тост.

— Слушаю.

— За наших мам.

Дарина зажала рот ладонью. Смех рвался наружу.

— Как они хотели нас познакомить…

— Со всеми вытекающими…

— Но мы справились без них.

— Судьба.

— Судьба.

Они поднесли бокалы друг к другу.

— Но Софья Маратовна… Адам, и она, и твой отец… они же поняли, что тогда произошло. В вашем доме.

Он успокаивающе погладил ее по голове.

— Дарин, моя матушка последние годы спала и видела, как бы меня женить. Поверь, она будет рада принять тебя повторно в нашем доме в качестве моей жены.

— Не удалось у них сватовство. Это я уже и про свою Марию Сергеевну.

Адам устроился рядом с Дариной.

— Твоей матушке повезло меньше. У моей-то остался еще Касьян. Он у нас хороший парень. Более жесткий, чем я, что ли. Но друзья у него такие же придурки, как и у меня, — с мягкой улыбкой проговорил Адам, крепче прижимая Дарину к себе. — Вот им она и займется плотнячком.

— А ты жесток, Адам…

Дарина, давя смех, уткнулась ему в плечо.

— Он же еще пацан совсем.

— Пара лет у него в запасе есть. Ничего, он справится. Я в нем не сомневаюсь.

Эпилог

И снова было лето.

И снова двор Дины Костровской, где снова собрались три подруги.

Дина склонилась над коляской и поправила сеточку от насекомых.

— Уснула.

— Мамочка, хорош тебе… отдыхай уже.

Лариса, противореча своим словам, тоже заглянула в коляску, чтобы удостовериться, что малышка спит. Именно она сегодня гуляла с ней.

Дина выпрямилась.

— Мне кажется, с того самого дня, как я забеременела, я только и слышу про отдых.

— Так радуйся, мать! У тебя столько