— Как бы Вадим не старался, наше материальное положение сильно уступает родителям учеников школы, — делится он. — Там что не ткни, то сын магната, дочь министра. Не могли выбрать учебное заведение по карману и поближе, — делает паузу и выпаливает на одном дыхание: — Тётя Анита, я хочу жить с папой и с вами.

Подвисаю, не донеся вилку до рта. Слышу, как с неё падает салат, и чувствую, как он удачно шлёпается в ложбинку между грудью. Неловко пытаюсь достать салфеткой, размазывая майонез по коже. В мягком мерцание свечей различаю растерянность в глазах Артёма и уверенность в сжатой линии рта Никиты.

— Да, я не против, — откашливаюсь, тянусь к фужеру и залпом высасываю шампанское. — Если папа с мамой договорятся, то буду рада стать частью твоей семьи.

— Спасибо, — одними губами произносит Верховин, с облегчением закатывая глаза.

По телевизору речь президента, бьют куранты, пробка с хлопком вылетает в потолок, из окна доносятся поздравления и крики людей, небо окрашивают взрывы фейерверков, и сквозь эту какофонию звуков тревожно звонит телефон.

— Здравствуйте, Венера Фаридовна. С Новым годом, — принимает вызов Артём, а я перестаю дышать. Лично не знакома с мамой Марата, но Башаров много о ней говорил. Тёмыч кивает, отрицательно мотает головой, слушая абонента. — Последний раз общались чуть больше месяца назад перед его отъездом… Нет, не звонил и новый номер не давал… Куда? Вы уверены? Если что-то станет известно, обязательно наберите.

— Что? — схватилась за грудь, почувствовав тревожность в голосе Артёма. — Марат?

С минуту Верховин молчит, переваривая услышанную информацию от матери друга. Тянется за водой, наливает, отставляет наполненный стакан и хватает бутылку водки. Выпив стопку едкой жидкости, выдыхает и болезненно оттягивает волосы пятернёй.

— Марат пропал, не выходит на связь несколько дней, — глухо проговаривает Тёма, боясь поднять на меня глаза. — Он в Индонезии на побережье Ачеха, а там недавно обрушилось цунами. В новостях передавали о многочисленных жертвах. Полных списков пока нет.

Глава 49

Марат

День изо дня я схожу с ума, и чем дальше, тем моё помешательство набирает всё большие обороты. То ли вечный морок от курева травки и от градусов, заместивших кальян, то ли связь с Тумановой не ослабевает. Стоит выйти из бунгало, и в каждой мало-мальски стройной шатенке мне мерещится карамелька.

Столько ранимых барышень я уже перепугал, подбегая и резко дёргая на себя. Ко мне даже наведывался полицейский патруль, отрабатывая жалобу очередного призрака Аниты, но, выслушав мою слезливую историю, парни прониклись, и вечерами мы теперь часто зависаем с бутылкой, оказывая друг другу психологическую поддержку.

Удивительно, но мужики здесь похожи на наших баб. И я не имею ввиду половой и сексуальный подтекст. Просто они, не стесняясь, плачут над сериалами и уважают любовное чтиво. Только поэтому им зашла моя мыльная опера и незаконченный роман, к которому совместными усилиями придумано с пару десятков финалов. Единственное, что объединяет их всех, это долгая, семейная жизнь, общая на троих.

— Какой же ты дурак, Маратик, — пьяно коверкает английский язык Сукафо, залив глаза. Парню достаточно несколько капель из мензурки, чтобы он практически бодал лбом пол. — Подарить такую женщину другу.

— Карамелька не смогла сделать выбор, — обиженно дую губы, с раздражением прикладываясь к горлышку бутылки. — Я сделал его за неё.

— Лучше бы продолжал её делить, — качает головой Бали, с противным звуком почёсывая грязную пятку.

— А ты согласился бы делить свою девчонку с Сукафом? — в который раз задаю ему этот вопрос, отлично зная ответ.

— Сукаф мой брат, — кивает Бали, окидывая друга с преувеличенной преданностью во взгляде. — Я с ним разделю всё.

Поражаюсь, как у них всё просто. Один захотел работать в полиции, и второй пошёл туда же. Один решил, что пришло время жениться, и второй тут же стал встречаться с сестрой невесты друга. Кажется, если бы избранница была единственной дочерью в семье, парни не стали бы заморачиваться, и окучивали её вдвоём. Зато я настолько всё усложнил, что разобраться в здравом уме уже невозможно.

Знаете, сколько раз за этот месяц был на грани срыва? Стоило чуть протрезветь, и рука тянулась к телефону с единственной целью — набрать Аниту или Артёма. От ошибки спасало только то, что старый аппарат был оставлен дома, а в новом кроме номера матери и двух индонезийских мужиков ничего не было. Лишь фото карамельки, которое не смог оставить в холодной России. На него и дрочил, и скулил, и матерился.

Младший Маратик так и не простил мне бегство, полностью отказавшись от напряжённого стояния. Дёргался только с утренними позывами в туалет, а всё остальное время грустно висел, обвиняя меня в бестолковой жизни. Подчас я и сам считал себя конченным мудаком, но очередная порция местного пойла притупляла это чувство.

Наверное, моё растительное существование так и тянулось бы, пока от отравляющих веществ не опала бы ботва и не сгнил бы корень, но за два дня до родного Нового года погода решила всё за меня. Обычный полдень, привычная бутылка с мутной жидкостью, убийственная духота и отсутствие хоть какого-то ветра.

Парни знакомят с семьёй выбранных невест, сидя в кафе где-то на побережье, а я в полном одиночестве чокаюсь с карамелькой, улыбающейся с экрана телефона. Пьяный в говно, отупевший до состояния одноклеточных. Веду, как мне кажется, умную беседу, задавая застывшему изображению вопросы и самостоятельно отвечая за Аниту на них.

Не вижу, как за окном резко темнеет, не слышу, как море гудит, не замечаю, как в крышу врезается порыв разъярённого ветра, как столб песка, перемешанный с водой и с мусором, сносит хлипкие объекты на своём пути. Просто грохот, просто время, растянутое в бесконечность, просто долгое мгновение полёта в мельничном потоке, просто удар по голове.

Вой стихии, словно с глубокого дна, темнота, стиснувшая болью виски, тошнота, плещущая где-то в груди. Меня выворачивает наизнанку, или мне это только кажется. Всё вообще становится каким-то призрачным, растянутым, словно я болтаюсь в резиновом измерение. Хочется крикнуть, что допился, урод, но язык и голосовые связки не функционируют, а губы, будто склеены клеем «момент».

Сколько так проплавал, абсолютно не стремясь вынырнуть? Ощущение, что не один срок жизни. Там, на поверхности наступил полный штиль, смолкли крики птиц, пропал рокот движков, исчезли привычные звуки.