— Бунгало? — усмехаюсь, рассматривая фотки, глянцевые, стильные.

— Ага… Ну, мы тут подумали… У тебя все есть, чего дарить? — говорит смущенно Миша, — а это место… Оно крутое. Уединенное. Там все, что надо: бассейн, баня, сауна, закрытая охраняемая территория, есть возможность разместить свою охрану, вертолетная площадка тоже имеется… И лес заповедный вокруг. И озеро чистейшее там… Короче, когда все решим, лучше места для медового месяца нет… Ты же жару не особо… А тут…

Он еще что-то говорит, а я рассматриваю фотки реально очень крутого бунгало, и прямо вижу, как мы с Аней там зависаем на неделю. Или на две… Или…

— Мы две недели забронировали, но там можно продлевать, проблем не будет… — слышит мои мысли Миша.

— Спасибо, — киваю я, откладывая подарок.

— Если что не так, то не держи зла, Хазар, реально от души хотели тебе…

— Мне нравится.

Миша выдыхает с облегчением, видно, в самом деле волновался, понравится или нет подарок.

— Еще что-то?

— Пока нет.

— Все, свободен. Беспокоить только в крайнем случае.

— Ну само собой, мы же не самоубийцы…

— И языком не мели.

— Ага.

Выхожу из кабинета, подхватив по пути телефон, иду в свою спальню. К своей жене. Жене. Моей.

Это пока еще настолько ново, что хочется постоянно про себя повторять. Жена. Жена. Моя. Кайф какой.

Она лежит еще в постели, скролит ленту соцсетей в телефоне, светлая, ослепительная на фоне темного постельного белья настолько, что дух захватывает.

Замираю у входа в комнату, словно деревянный. Жадно смотрю.

Моя. Жена.

Моя.

— Тагир? Что ты так долго? Надо, наверно, вставать…

Аня садится на кровати, стыдливо притягивает шелковое покрывало к груди. И меня это выводит из ступора и даже злит. Зачем закрывает от меня моё?

Нет уж!

Это теперь все официально моё. По закону, бл…

Привычно затыкаю в себе мат, делаю шаг к ней, по пути стягивая футболку.

— Лежи.

Аня немного испуганно и взволнованно наблюдает за моим приближением, краснеет, словно девочка, прикусывает губу. Люблю в ней эту ненаигранность. Она реально ведь такая, несмотря на опыт, возраст, то, что дочь мне родила. Она — такая. И круче ее нет.

— Но Тагир… — растерянно пытается возразить она, — нам же… Ой…

Это я до нее добираюсь, скольжу вперед, заставляя упасть на спину.

Нависаю над ней, тяну вниз простынь, убирая все лишнее между нами, шепчу в губы:

— Лежи.

Аня открывает рот, чтобы что-то сказать все же, и я просто затыкаю ее поцелуем.

Вот так. Правильно.

Я все правильно делаю.

Да.

Глава 41

В кабинет Владимирова Виктора Ивановича я захожу без стука.

Он удивленно вскидывает брови, отрываясь от компьютера, смотрит, как я приближаюсь.

И с каждым моим шагом все больше и больше бледнеет.

Я не удивляюсь: нормальная реакция на меня. Правильная. Особенно, если я не даю себе труд скрывать отношение к человеку.

А я не даю себе этого труда.

Владимиров открывает рот, явно желая, как хозяин кабинета, поинтересоваться, какого хрена происходит, и кто я такой, но затем переводит взгляд на Мишу, молчаливой горой возвышающегося у двери, и не решается ничего спросить.

Я прохожу, сажусь в кресло для посетителей, достаю сигареты, прикуриваю, изучая мужика, решившего, что может смотреть на мою женщину. И не просто смотреть, но и…

Так, об этом думать я пока не буду, а то нервы не железные.

И без того едва держусь.

Переоценю свою силу воли, и Мише придется решать вопрос с трупом… А зачем это мне, белому и пушистому, а с позавчерашнего дня еще и счастливо женатому?

Правильно, незачем.

Завершив эту нехитрую мантру, призванную поймать дзен, как любит выражаться мой умный сын Ваня, я выдыхаю дым и приступаю к деловой беседе:

— Кто навел тебя на мою женщину, гнида?

Владимиров бледнеет еще больше, наверно, тон мой не нравится… Или обращение. Не знаю, не хочу анализировать. Я и без того ломаю себя, просто разговаривая с ним. Пусть ценит.

— Я-а-а-а… — после долгой паузы, во время которой прямо слышно было, как ходили со скрипом заржавевшие от страха ролики в мозгах, выдает Владимиров, — не понимаю…

Я вздыхаю.

Черт.

Какие они все непонятливые. Неужели думает, что все обойдется? Что я сейчас это все схаваю и примусь пояснять свой вопрос? Или вообще, ничего не добившись, тупо развернусь и свалю?

Тогда он еще больший дурак, чем представлялось.

Шевелю лениво пальцем, и Миша, огромной стремительной тенью, вырастает рядом с хозяином кабинета и с размаха бьет его головой о стол.

— А-а-а-а… — на одной ноте гундосо ноет Владимиров, ерзая раздавленным тараканом под тяжеленной Мишиной ладонью, а тот наклоняется к нему и говорит наставительно:

— На вопросы заданные отвечать. Понятно? Или еще раз ударить?

— Не-е-е… На-а-а-адо-о-о… Понятно-о-о… — стонет Владимиров, и Миша отпускает его, тут же возвращаясь в исходную позицию.

Я без интереса наблюдаю, как Владимиров унимает кровь из носа, курю, перевожу взгляд на окно, где вовсю гуляет яркий полдень и думаю о том, что дома меня ждет моя женщина. И хочется к ней. А не вот это вот все.

Задолбало воевать. Сколько можно?

Отмечаю появление искры разума в полных боли глазах Владимирова и продолжаю беседу:

— Кто приказал привезти мою женщину в Москву? Имя.

— Я-а-а… — снова начинает Владимиров, но тут же поспешно выставляет перед собой ладони, заметив, что Миша сделал в его сторону движение, — нет-нет-нет! Я хочу сказать… Я скажу! Скажу!

Ну вот и хорошо.

Не совсем дурак, значит.

Я жестом приказываю Мише ждать по ту сторону двери, глубоко затягиваюсь, не сводя взгляда с поплывшей рожи Владимирова.

Ну что же…

Диалог складывается. Ничто так не прочищает мозги и не развязывает язык, как небольшое показательное насилие. Никто еще лучшего не придумал для качественных переговоров.

И никакого дзена не нужно, надежная рабочая схема.

Почему ее нельзя для других деловых переговоров использовать?

Прямо упущение.

Через полчаса я выхожу из кабинета, взглядом поднимаю тихо сидящего в приемной Мишу, который все это время гипнотизировал разбойным мертвенным взглядом испуганного секретаря.

Иду к выходу по светлым коридорам больницы.

— За этим проследи, чтоб сегодня же свалил отсюда, — негромко говорю, прекрасно зная, что Миша все фиксирует. Память у него охрененная.

— Просто проследить? — уточняет Миша, и я усмехаюсь, услышав кровожадные нотки в голосе.

— Ему достаточно, — коротко отвечаю я.

Если к вечеру на ноги поднимется, то прямо повезло мужику.

Миша кивает, больше не задавая вопросов.

— И билеты мне в Москву.

— Когда?

— Вечером.

— Понял. Сколько людей с собой берем?