— Им еще нужно имплантировать яйцеклетки в реципиента, да? Это ведь так работает? — Он делает паузу. — У тебя есть время. Они не избавятся от тебя до того, как пересадка пройдет успешно. И кто сказал, что их не будет еще?

Я стираю влагу со щек, впитывая его слова.

Может, он прав.

Может, время еще есть.

Для меня, во всяком случае…

— А что… что насчет тебя? У тебя есть песочные часы? — Я понимаю, что даже не знаю, как долго я пробыла в операционной. Моя тарелка с обедом все еще стоит рядом со мной, ледяная. — Как долго меня не было?

— Несколько часов, наверное. Потом ты спала еще часа три или четыре. — Короткая пауза. — Никаких песочных часов.

Я сглатываю, закрываю глаза и ложусь на спину, натягивая одеяло до подбородка.

— Мне холодно, — бормочу я. Боль в животе пульсирует, а зубы стучат с удвоенной скоростью. — У меня все болит. Такое ощущение, что они меня выпотрошили.

— Борись с этим.

Мои глаза снова слезятся.

— Я не знаю, смогу ли я.

— Ты должна. Другого выбора нет.

Выбор.

Когда-то у меня была возможность выбора. Мой выбор привел меня сюда.

— У меня не осталось сил бороться. Все… так тяжело.

Он молчит, и мне становится интересно, о чем он думает. Его разум — настоящий лабиринт. Я постоянно жду его следующих слов — что он скажет, чтобы заставить меня смеяться, размышлять, задавать вопросы или сердиться. Айзек повидал многое. Вещи похуже меня, я уверена в этом.

Когда он не отвечает даже через несколько минут, меня охватывает чувство одиночества. Может быть, я ждала реакции. Мотивирующую речь или мудрые слова. Немного поддержки в моем отчаянии.

Мне следовало бы знать его лучше.

Мои пальцы сжимают край одеяла.

— Тебе нечего сказать?

— О том, что ты перестала бороться? — Он издает раздраженный звук. — Я не из тех, кто уговаривает, Пчелка.

Нахмурившись, я приподнимаюсь на нетвердых предплечьях.

— Ты единственный, кто у меня есть.

— И я сожалею об этом.

— Айзек, прекрати. — Я прижимаюсь к стене, придвигаюсь ближе к стене, вздрагивая, когда мое тело начинает сопротивляться. — Я знаю, что тебе не все равно. Тебе не нужно возводить передо мной стену. Я морщу нос и прочищаю горло. — В переносном смысле.

— Ты думаешь, что знаешь меня, да?

Я вздрагиваю, опускаясь обратно на кровать.

— Я знаю достаточно.

— Тогда просвети меня.

— Я думаю, в глубине души ты хороший человек, — говорю я, подложив ладони под щеку. — Порядочный, честный. Яростно защищаешь тех, кого любишь. Но ты носишь маску, чтобы люди не видели тебя настоящего. Для тебя уязвимость — это болезнь, слабость. — Мои глаза начинают привыкать, когда я смотрю на белый барьер с красными пятнами. — С тобой случилось что-то плохое. Что-то ужасное. И, возможно, ты всегда винил в этом себя, хотя это была не твоя вина. И не могла быть. Но ты глубоко чувствуешь, больше, чем показываешь. Ты переживаешь свои потери до такой степени, что отвергаешь подлинные эмоции, связь… чувства. Так проще. Безопаснее.

Никакого ответа.

Я смотрю на стену, мое сердце бьется все живее, пока я дышу задумчивой тишиной.

— Я на правильном пути?

— Хм, — ворчит он, ерзая на месте. — Теперь ты мой психотерапевт?

— А у тебя есть психотерапевт?

— Люди обращаются к психотерапевтам, чтобы измениться. Это означает, что есть смысл пытаться. Или что тебе не все равно.

— Измениться — это не то слово, которое я бы использовала. Терапия — это рост. Это то, что может быть полезно каждому, верно? — Когда он ничего не отвечает, я прикусываю щеку, надеясь, что хоть немного достучалась до него. — Замыкание в себе не идет тебе на пользу, Айзек. Это ведет к одиночеству. Жизнь всегда будет наполнена потерями и душевной болью, но именно это делает нас сильнее. Мы живем с ними, но не позволяем им определять нас.

— Тебе легко говорить. — Его тон резкий и язвительный. — До сих пор ты вела привилегированную жизнь. Красивое лицо, красивые люди, исполняющие все твои прихоти. Слава и богатство.

— Мое красивое лицо — это то, из-за чего я оказалась здесь, гнию в этой тюрьме. — Моя грудь вздымается, эмоции нарастают. — Это проклятие, а не дар.

— И именно благодаря ему ты все еще жива.

Я отпускаю невеселый смешок.

— Думаешь, я не страдала? Не горевала? Не боролась?

Он ничего не отвечает.

Я сажусь и морщусь, когда закидываю ногу на ногу. Он снова отгораживается от меня, отталкивает. Защитный механизм, чтобы притупить свою боль и не впускать меня внутрь.

— Поговори со мной, — тихо прошу я, прижимаясь лбом и рукой к стене. — Скажи мне, что причинило тебе боль.

По-прежнему ничего.

— Айзек. — Я судорожно выдыхаю, сгибая пальцы. — Скажи мне, почему ты ненавидишь весь мир.

Проходит двадцать две секунды, прежде чем он признает это.

— Может быть, я действительно ненавижу этот мир.

Сквозь горечь проступает ранимость, которую я так хотела услышать.

Слеза вытекает из моего глаза и ползет по щеке, теплая и легкая. Сглотнув, я закрываю глаза и жду продолжения.

Он делает паузу. Еще пять секунд, и он произносит слова, которые разбивают мое сердце.

— Но сначала мир возненавидел меня.

ГЛАВА 18

Я понимаю, что совершил ошибку, как только слова покидают мой рот.

Я бьюсь головой о стену.

Хорошая работа, Портер. Это совсем не разожжет ее любопытство.

— Айзек…

Да, я это сделал.

— Забудь, что я сказал.

— Зачем кому-то… — Она придвигается к стене, и я слышу боль, которую она пытается скрыть. Эта процедура выбила ее из колеи. — Ты действительно так думаешь? Это…

— Я ничего такого не имел в виду. Давай забудем об этом. — Я говорю это резче, чем хотел. Огрызаюсь.

— Хорошо.

Она молчит несколько минут, и я прекрасно понимаю, что это не потому, что она согласилась оставить все как есть. Если женщину чем-то заинтересовать, она будет упорствовать до тех пор, пока ее пытливый ум не будет удовлетворен. Но поскольку она пока не настаивает, я закрываю глаза и жду.

Вскоре я представляю, что преодолеваю стену позади себя. Иногда я так делаю. Особенно после того, как Ник и Хлоя отлично повеселились ночью. Наши отношения изменились — и не только в сексуальном, флиртующем смысле. Это другой уровень близости, которого я обычно не допускаю. Возможно, это связано с тем, что я вынужден полагаться на слова, а не на… части тела.

Меня это бесит не так сильно, как я ожидал.