Это было опасно. Гораздо опаснее, чем любой корпоративный скандал. Он взял телефон и набрал номер.

— Мария, — сказал он, когда секретарша ответила. — Этот кактус. Эму… с ушами. Закажите его.

Он положил трубку. Война продолжалась. Но на этом театре военных действий он, похоже, только что проиграл первую битву. Самому себе.

глава 4: Анатомия взрыва

Эффект от пресс-конференции оказася двойным, как удар электрическим током — сначала резкая, обжигающая боль, а затем долгое, нарастающее жжение.

Первые сутки были триумфом. Тон публикаций в СМИ сменился с уничижительного на заинтересованно-скептический. «Орлов Групп» перестали изображать бездушным монстром и начали называть «компанией, попытавшейся найти нестандартный выход из кризиса». Акции, достигнув дна, дрогнули и поползли вверх с осторожностью человека, ступающего по тонкому льду.

Вероника стала звездой. Её цитировали, её лицо мелькало в новостях. В её офисе, который она арендовала в стильном лофте в центре города, стояла коробка с дорогим виски — анонимный подарок с запиской «За смелость». Она поставила бутылку на полку, как трофей, но пить не стала. Триумф был головокружительным, но зыбким. Она знала — одно неверное движение, и лёд провалится.

На вторые сутки появились первые ядовитые статьи. «Клоунада вместо ответственности?» — вопрошал заголовок в одном из уважаемых деловых изданий. «Где конкретные цифры? Годами клинических испытаний? Госпожа Колесникова мастерски жонглирует словами, но за её улыбкой по-прежнему пустота».

Именно эту статью, распечатанную на глянцевой бумаге, Аркадий Семёнович, вице-президент, положил на стол Орлову утром третьего дня. Его лицо выражало мрачное удовлетворение.

— Я предупреждал, Александр Викторович. Цирк закончился. Пора возвращаться к серьёзной работе.

Орлов медленно прочёл текст. Каждое слово было отточенным кинжалом. И самое опасное — в этих словах была доля правды. Вероника выиграла битву за эмоции, но война за факты была в самом разгаре.

— Что вы предлагаете, Аркадий Семёнович? — спросил Орлов, откладывая статью.

— Вернуться к классической стратегии. Молчание. Работа юристов. Отрицание до последнего. Время работает на нас, если мы не будем подкидывать дров в огонь.

Орлов взглянул на окно. На подоконнике стоял небольшой, но отчётливый предмет — кактус в виде круглого зелёного тела с двумя длинными ушами. Эмупа. Он выглядел глупо и неуместно. И в то же время он стал точкой притяжения взгляда.

— Нет, — тихо, но твёрдо сказал Орлов. — Мы не отступаем. Мы идём дальше. Позовите ко мне Колесову.

Когда Вероника вошла в кабинет, она была похожа на загнанную, но не сломленную лань. Под глазами легли тёмные тени, но сами глаза горели тем же огнём.

— Вижу, вы тоже прочли весёлую утреннюю прессу, — бросила она, опускаясь в кресло. — «Клоунада». Мне нравится. В клоунах есть что-то трагическое, а трагедия продаётся лучше комедии.

— Ваш оптимизм достоин восхищения, — сухо заметил Орлов. — Но он не отвечает на вопрос: что дальше? Вы вышли на сцену и сорвали аплодисменты. А теперь публика ждет второго акта. С содержанием.

Вероника вздохнула, потерев виски.

— Второй акт — это доказательства. Но скучные отчёты их не убедят. Нужно зрелище. Нужно… шоу.

Орлов поднял бровь.

— Ещё одно шоу? После «клоунады»?

— Нет. Другое. Не слова, а действия. Прямое включение. Онлайн-трансляция из лаборатории «ФармаСинтеза». Прямо сейчас.

Он смотрел на неё, пытаясь понять, сумасшедшая она или гений.

— Вы предлагаете вывести на всеобщее обозрение то, что мы годами скрывали?

— Я предлагаю показать, что нам нечего скрывать СЕЙЧАС! — она вскочила с кресла и начала ходить по кабинету. — Мы приглашаем того самого блогера-скептика. И не одного. Даём им доступ. Пусть снимают на телефоны, задают вопросы лаборантам, трогают оборудование… под присмотром, конечно. Прозрачность. Абсолютная.

— Это безумие, — прошептал Орлов, но в его голосе уже не было прежней уверенности. Это было рискованно до безрассудства. Но и пассивное ожидание было смертью.

— Это единственный способ заткнуть рот тем, кто кричит о пустоте, — страстно говорила Вероника, остановившись перед его столом. — Они хотят фактов? Пусть получат их в прямом эфире! Без сценария, без цензуры. Мы сыграем в русскую рулетку, где вместо пули — правда. И я готова крутить барабан.

Они смотрели друг на друга через стол — он, воплощение холодного расчёта, она — горячей, почти иррациональной веры. Между ними проскакивала искра, заряженная равной долей раздражения и восхищения.

— Хорошо, — наконец сказал он. Слово повисло в воздухе, тяжёлое и значимое. — Делайте. Но, Колесникова… — он поднялся, и его тень накрыла её. — Если этот барабан щёлкнет вхолостую, отвечать будете вы. Лично.

— Я всегда отвечаю за свой барабан, Александр Викторович, — она выдержала его взгляд, и в её глазах вспыхнул тот самый огонь, который одновременно и бесил, и притягивал его. — Договорились.

Она развернулась, чтобы уйти, но он остановил её.

— И, Колесникова…

— Да?

— Вы спали хотя бы два часа за последние сутки?

Вопрос застал её врасплох. Она моргнула.

— Примерно. Не считала.

— Несчастных случаев на производстве мне сейчас не нужно, — его голос смягчился на полтона, что прозвучало почти как забота. Почти. — Идите. Отдохните час. Трансляцию назначим на завтра.

Вероника кивнула и вышла, чувствуя странную смесь истощения и воодушевления. Его забота, пусть и выраженная в такой типичной для него властной манере, тронула её сильнее, чем коробка виски.

Оставшись один, Орлов подошёл к окну и посмотрел на город. Он только что согласился на авантюру, которая могла похоронить его бизнес. Но почему-то его беспокоило не это. Его беспокоило её осунувшееся лицо. Эта девчонка вкладывала в его компанию всю себя, без остатка. И он начинал понимать, что цена её услуг может оказаться гораздо выше, чем он предполагал.

Вечером, когда офис опустел, он зашёл в её временный кабинет, который она организовала в одной из переговорных. Она сидела, уткнувшись носом в клавиатуру ноутбука, уснув на ходу. На столе рядом стоял недопитый стакан холодного кофе.

Орлов постоял несколько мгновений, глядя на неё. Спящая, она казалась такой молодой, почти девочкой. Исчезла вся её дерзкая броня, осталась лишь уязвимость. Он почувствовал незнакомый, тёплый и тревожный импульс — накрыть её плечи своим пиджаком, выключить свет и дать ей поспать.

Вместо этого он резко развернулся и вышел, тихо закрыв за собой дверь. Но образ спящей Вероники врезался в его память так же чётко,