Для начала отчим включил фильм.

"Посмотрим кино для настоящих мужчин, пока мамы нет дома. Ведь ты уже не маленький, да, болтать не будешь?"

Мне и в голову не могло прийти, что за фильм он включит. А когда на экране замаячили голые тетки и мужики, какая-то сила пригвоздила меня к месту. Я знал, что мне нельзя смотреть такие фильмы, и понимал, что отчимы не должны их показывать своим восьмилетним пасынкам, но ничего не мог с собой поделать. Мне было стыдно, но еще сильнее хотелось доказать дяде Вове, что я взрослый.

А потом он попросил помять ему шею. И зачем-то я снова согласился. Больше не было ничего криминального, вот только меня по-прежнему преследует ощущение, что я участвовал тогда в чем-то грязном, аморальном.

Что это было? Трудно сказать. Кроме того раза, отчим никогда не предлагал мне смотреть с ним порно и ни к чему не склонял, только лупил с какой-то изощренной злобой и жестокостью, пока матери не было рядом.

Я, конечно, в долгу не оставался, и матом его крыл, и гадости делал, и из дома убегал. Мама тогда любой мой косяк валила на отца, а тому было похрен. А когда мне исполнилось шестнадцать, отчим сам предложил матери купить для меня квартиру. Вскоре я съехал от них. К тому времени он уже расстался со своей идиотской затеей перевоспитать испорченное отродье. И с кулаками больше не лез, да и вообще меня игнорировал. После девятого класса я так сильно вымахал, что стал выше него, тогда же начал ездить в тренажерку. Это я сейчас понимаю, почему вдруг дядя Вова перестал размахивать кулаками и оставил меня в покое.

Я вырос и мог ему ответить.

Но Марк… Что он с ним вытворяет?

Ведь он его ребенок…

Становится нечем дышать. Меня точно током шибануло.

В попытке прогнать дурные мысли, я дергаю молнию на куртке, но ничего не выходит. В голову лезет самое отвратительное, гадкое, мерзкое.

— Он звал тебя смотреть с ним порнушку, да? — осторожно предполагаю я. Брат лишь кивает в ответ. Прикрыв на секунду глаза, я делаю размеренный вдох. — Что ещё? Он тебя трогал? Просил что-то ему сделать? — стараюсь говорить спокойно и не подавать вида, насколько меня воротит от этих вопросов.

Марк начинает трясти головой.

— Нет! Нет! Ты чего?! — смотрит на меня ошалевшим взглядом. — Просто мне не хочется смотреть такие… фильмы. Я так ему и сказал, что мне не нравится, встал с дивана. Тогда он схватил меня за руки, начал трясти, назвал девчонкой… — угрюмо объясняет брат.

— Сука… — я сжимаю челюсти. — Как же я его ненавижу… Так, это все? Точно?

— Да, — кивает Марк.

Я изучаю его лицо, пытаясь понять, говорит ли он правду или старается скрыть что-то, в чем не хочет сознаваться. К сожалению, мне не дано читать мысли. Пацан выглядит хмурым, раздраженным и не больше. Возможно, я зря гоню на отчима, и никакой он не извращенец, и не педофил, а просто тупой кусок дерьма с замашками диктатора, но факт остается фактом — он издевается над своим сыном.

— Мама знает, что отец тебя избивает?

Брат ведет плечом.

— Нет.

— Так почему ты ей не скажешь?!

— Папа говорит, что только слабаки жалуются, — бормочет Марк. — А настоящий мужчина должен быть терпеливым и стойким.

Я сжимаю кулаки.

— Знаешь, что, братишка, козел твой папа, — выпускаю воздух через ноздри. — Настоящий мужчина не тот, кто молчит и терпит, а тот, кто может за себя постоять. Настоящий мужчина не издевается над детьми. Настоящий мужчина не самоутверждается за счет слабых, — я проглатываю вставший в горле комок. — Вот что. Будешь со мной в зал ходить. Или лучше найду тебе тренера.

Ссутулившись, Маркс шаркает кроссовком по трещине в асфальте.

— Папа не разрешит.

— Да пошел он! — рявкаю я. — Слушай, ты главное не бойся. Я тебя в обиду не дам. Он больше пальцем тебя не тронет. Понял?

— Ладно, — судя по голосу, он мне не верит.

Я снова тянусь за сигаретами.

— Ну и все. Я найду тренера. Бокс, дзюдо — любые единоборства, что сам выберешь, — выдавливаю из себя подобие улыбки.

— Чтобы папу бить? — с сомнением в голосе произносит Марк.

— Нет. Чтобы уметь себя защитить. И не только от него. В мире много говнюков, поверь мне на слово.

Мы еще немного стоим. Я курю, а брат молча обдумывает мои слова. Затем мы возвращаемся в машину, и я везу его домой.

— Так, еще раз, где ты был сегодня? — спрашиваю Марка на прощание, высунув голову в открытое окно.

— На выставке робототехники, — оглядывается пацан.

— Моя школа, — я широко улыбаюсь, изображая самодовольство.

— Обучаешь подростка, как врать родителям? — Дина воспринимает мою браваду за чистую монету.

Все еще нервничая из-за Марка, покусываю внутреннюю сторону щеку. Хочется прямо сейчас набрать мать и спросить ее, какого хрена она снова лажает и не видит того, что творится у нее под носом, в ее доме, с ее несовершеннолетним сыном. Только не стоит делать этого при Дине. Не хватало еще ее втягивать в наши семейные разборки. Эта девушка — мой маленький райский уголок среди океана, кишащего разной дрянью. Я тянусь к ней и слегка дергаю за косичку. Мне больно от мысли, что кто-то или что-то может проникнуть на наш остров и все испортить.

— Можно подумать, ты никогда не врешь? — спрашиваю Дину, наклоняя голову на бок.

— Да уж… Если мой брат узнает… — ее улыбка медленно гаснет.

Я двигаюсь ближе и продолжаю играть с ее хвостиком от косы.

— О нас?

— О том, что я живу с парнем, — несмело произносит девушка.

— Тебе восемнадцать, ты можешь жить, с кем хочешь, и делать, что хочешь, — осторожно напоминаю ей.

— Скажи об этом Косте.

Дина выдергивает косу из моих пальцев и перекидывает ее на спину, оставляя меня без забавы.

— Давай, набери его, — без промедления прошу девушку, доставая из кармана свой айфон.

Взгляд Дины выдает ее замешательство.

— Что? Прямо сейчас? Нет, Тим. Это ни к чему хорошему не приведет, поверь.

— Думаешь?

— Да. Меня в строгости воспитывали. Никаких парней, свиданий, тусовок, ночевок у подруг, а тут… — Дина опускает голову, явно чувствуя себя не в своей тарелке. — Я живу у тебя… Мы… спим… вместе. Согласись, это немного больше, чем обычное свидание?

Теперь она смотрит мне в глаза с каким-то