Я не успел догнать ее.

Второй раз я прихожу в себя уже в довольно хорошем самочувствии. Голова уже не болит, но сильная жажда не дает возможности даже попросить воды. Я поворачиваю голову и понимаю, что нахожусь в больнице.

Что произошло?

Ах да… Я попал в аварию.

Все мои руки утыканы катетерами и капельницами. Вокруг слышно мерное потрескивание и писк приборов. Но мне хочется вскочить и найти хоть кого-то живого. Меня не волнует, что со мной, я должен спросить их о Мышкиной. Почему-то именно это мне кажется очень важным в данный момент. Я буквально чувствую, что упустил что-то важное.

К счастью, меня привезли в довольно хорошо оборудованную больницу, и я быстро нахожу кнопку вызова медсестры. Нажимаю на нее долго и упорно, пока на пороге не показывается молоденькая девушка.

— Здравствуйте! Вы пришли в себя? Это замечательно! — Она подходит и по-деловому поправляет катетер на моей вене.

— Что со мной произошло? — хриплю.

— Вы попали в аварию, — отвечает она. — Хотите чего-нибудь?

— Да, я хочу знать, что со мной? По мне словно катком проехали! Как долго я здесь? Когда мне можно будет отсюда уйти?

— На эти вопросы вам лучше ответит врач, — улыбается медсестра, а я начинаю звереть:

— Так зачем тогда спрашивать, что мне нужно?

— Не кричите! Вы пережили клиническую смерть и кому, вам нельзя волноваться! Вы пробыли здесь две недели. Я спросила, чтобы узнать, хотите ли вы воды и удобно ли вам лежать. Все остальное вопросы не в моей компетенции.

— Воды! — рявкаю, а потом до меня доходит. Как клиническая смерть? Я что, умирал?

— Сию секунду! — отзывается она, но я ее останавливаю:

— Я был мертв?

— Какое-то время… — мнется девушка, уже, по-видимому, жалея, что сболтнула лишнего.

— Ладно! Принесите мне воды и вызовите врача!

— Хорошо! — облегченно выдыхает она и скрывается за дверью.

Чувствую, как мысли, словно острые осколки стекла, режут мои мозги, не давая им думать. Черт возьми, я умер, но меня вернули! Как так? Один момент, а человека может не стать. Почему-то в эту секунду я понимаю, что ничего в жизни не важно: ни работа, ни отношения, которые ни к чему не приводят, — ничего, кроме счастья. Ведь жизнь так быстротечна. Сегодня есть, а завтра тебя сбивает камаз…

Мои размышления прерывает медсестра, она приносит воду и говорит, что доктор придет через час. Я делаю пару глотков и терпеливо жду, пока явится тот, кто даст мне ответы на все вопросы. Попутно жалею, что не попросил телефон. Вот черт, я же мог позвонить Мышкиной или на работу… Хотя, скорее всего, она уже узнала, что со мной произошло. А Марго? Ведь она беременна, а вдруг у нее что-то случилось от такой новости?

С каждой минутой я накручиваю себя все больше, но наконец-то приходит врач.

Высокий мужчина лет сорока, в прямом халате и голубой накрахмаленной рубашке, широко улыбается при виде меня, словно мы старые знакомые, и садится на стул около моей кровати.

— Ну здравствуйте, Дмитрий! Признаться, мы уже не надеялись, что вы когда-нибудь придете в себя. Меня зовут Сергей Витальевич, я ваш лечащий врач.

* * *

— Что со мной произошло? — выдаю я, не тратя время на приветствия.

— Вы попали в аварию, и по дороге в больницу ваше сердце остановилось. Нам пришлось запускать вам сердце и вколоть огромную дозу гормонов. Хотя и это не давало стопроцентной гарантии, что вы выживете. Но организм молодой, крепкий, выдержал — и слава богу.

— Я слышу во всем этом какое-то большое но! — выдаю с подозрением, разглядывая счастливую улыбку доктора, которая после моих слов тут же сходит на нет.

— Вы правы. Такая доза гормонов помогла вам выжить, но есть огромный риск, что вы больше не сможете иметь детей.

— В смысле? Как? — хмурюсь.

— Дмитрий, вы не переживайте. Шанс небольшой, но все же есть. Вам нужно будет пройти обследование, сдать спермограмму, и тогда можно будет делать выводы. Я лишь предположил о возможных рисках, — серьезно отвечает доктор, но я перебиваю:

— Сколько процентов? Ну, того, что я бесплоден?

— Это все зависит от анализов…

— Сколько?!

Сергей Витальевич хмурится, но все же отвечает:

— Девяносто девять процентов того, что вы теперь не сможете завести ребенка.

— Ясно, — коротко отвечаю я и отворачиваю голову к окну.

— Вы не волнуйтесь, сейчас есть множество способов…

— Можно мне позвонить? — снова бесцеремонно перебиваю мужчину, и он кивает.

— Да, конечно!

Мне приносят телефон, и я набираю Мышкину. Не знаю, что я хочу ей сказать, но понимаю одно: именно ее мне хочется увидеть прямо сейчас. А бесплодие… Ну я же еще имею один процент, так ведь?

Помощница отвечает буквально сразу и, судя по голосу, очень переживает. Она соглашается приехать завтра, и я со спокойной душой отдаю трубку медсестре.

— Я хочу сдать тот самый анализ прямо сейчас! — заявляю я медсестре, и она даже открывает рот от удивления.

— Так, ну… Вам же еще нельзя вставать…

— Я заплачу, сколько скажете, но чтобы уже сегодня вечером у меня на руках был результат. От этого зависит практически все, понятно?

— Да, конечно! — кивает та и уносится из палаты, а я устало откидываюсь на подушки. Я не знаю сам, как сдам тот самый анализ и вообще соберу нужный для него материал, но я должен сделать это до того, как приедет Мышкина. После того как меня буквально вырвали из лап смерти, я больше не хочу тратить ни минуты своей жизни на тех, кого я не люблю.

Если результат будет хорошим и прогноз окажется ложным, я тут же признаюсь Александре, что мне никто не нужен, кроме нее. Жизнь слишком коротка, чтобы прожигать ее на нелюбимых. Марго, конечно, будет в истерике, но я обеспечу нашего ребенка вниманием и любовью, он не будет ни в чем нуждаться, но с Марго наши отношения закончатся. А если нет…

Вечером у меня берут-таки анализ, и я не могу уснуть всю ночь, ожидая результата. Наутро ко мне приходит врач, и по его грустному лицу я понимаю, что нам никогда не быть вместе с Мышкиной.

— Анализ плохой, Дмитрий. Вы больше не сможете иметь детей!

Эти слова сваливаются на меня бетонной плитой. Значит, это все. Марго и наш ребенок — это мой единственный шанс иметь семью и работу. Ведь Влад говорил, что для выхода на рынок США мне необходимо жениться. А если я сделаю это с Александрой, Марго