— Ну, это вопрос не ко мне, — жду, когда Михайлов сядет напротив. Вдыхаю терпкий аромат чая и только сейчас понимаю, как же я соскучился по свободе.

По нормальной жратве, по обычной жизни. А про Соню и говорить нечего. Три дня прошло, а я уже на стенку лезу.

— Зачем он тебя звал? Что хотел? — усаживается хозяин кабинета. Нервно ерзает. Смотрит виновато.

Прошляпил, дурак. Ох прошляпил! И случись со мной что у блатных, полковник Кольцов за меня с Михайлова стружку снимет.

Или мне так кажется? Хочется верить в лучшее. Кому-то я нужен там, на воле. Сам по себе. По старой мужской дружбе.

— Да ты, должно быть, знаешь, — отхлебывая чай, роняю лениво. — Охранота твоя мою женщину чуть какому-то отморозку не бросила на растерзание. Мои законники жалобу на имя хозяина написали…

— Да видел я, — в сердцах бросает Михайлов. — Ты нас тоже пойми. Дураков наберут по объявлению, вот они и куражатся. Я с личным составом работу провел. И еще проведу, — сжимает он кулаки. — Только ты жалобу отзови свою. Будь другом. Инцидент, как говорится, исчерпан. Святый порешал со своей шестеркой. Нам-то чего вмешиваться?

— Порешал? — переспрашиваю неохотно. — Морду ему начистил?

— Нет. Убили его, — морщится Михайлов. — Закололи в сортире узким тонким остро режущим предметом, — заявляет официально. — Вот проводится дознание. Да как всегда ничего не найдут, — бросает с досадой.

— Сначала шмон, потом дознание, — усмехаюсь криво.

— Ну что делать? Начальник колонии напрягся. Ты же на его зятя наклепал, — поднимает глаза к потолку.

— Не я, мой законник, — уточняю небрежно.

— Да я в курсе, — насупленно роняет Михайлов. Краснеет от напряга. Только вместо пунцового румянца его лицо становится нежного розового цвета, как морда молочного порося. — Что там у тебя было? Какие разговоры? — наседает упрямо.

— С кем? — включаю я дурака.

— Да с блатными, — теряет терпение начальник.

— Ничего особенного. Тарань, отморозок этот, на меня на складе накинулся. Ну я и врезал. А вечером вызвали меня к пахану на хату. Святой этот… или как его… — морщусь, будто вспоминаю. — Спросил меня, ну как ты сейчас. Что такое? Какие расклады? И почему я набил морду его человеку? Я ответил. Блатные какие-то вмешались. Между собой перетерли. Поняли, что я не при делах и отпустили…

— Переволновался я, как узнал, — выдыхает Михайлов и за грудь хватается.

— Я тоже, — усмехаюсь мрачно.

— Николаич, если что надо, ты скажи. Администрация против тебя зла не держит. Тем более помогаешь ты, дай бог каждому… С ворами мы утрясем. Что надо, говори.

— Телефон, — выдыхаю я, не подумав. — Домой позвонить. Душа не на месте.

— Так с моего звони, — улыбается мне Михайлов. Достает из кармана смартфон. — Вот, держи. Кольцов звонил вчера поздно вечером. Проскурин твой к нему обратился. Там паника на пустом месте.

— Паника? — приподнимаю бровь. Внутри все замирает, стоит только подумать. Что там случилось? Что-то с Соней?

— Не знаю. Ты сам Кольцова набери. Вон его телефон последний, — вздыхает Михайлов и протягивает мне смартфон.

А там уже высвечивается нужный номер.

— Игорь, — выдыхаю в трубку. — Что там за кипиш?

— Не знаю, — сонно тянет приятель. — Девушку какую-то твой Бабай просил найти. С ребенком. Вроде как родственница ваша пропала.

«Соня! О ней речь!» — внутри все обрывается и немеет от ужаса. Сердце биться перестает. А в душе зреет паника, которой я никогда не испытывал.

Соня моя. Что с ней? Или с Дашкой? Не прощу себе…

«А что если успели блатные до нее дотянутся?» — бьет как током.

«Нет. Тут с другого берега прилетело», — включается здравый смысл.

— Замри. Пока ничего не предпринимай, — прошу Кольцова.

Отбиваю звонок и набираю номер Проскурина.

— Бабай, что там у тебя? — рявкаю в трубку.

— Так это, Катран, — запинается родственник хренов. — София сбежала. И кольцо тещино с собой прихватила. Инка настаивает на вызове полиции. А я тут в раздумьях. Но по всему… обнесла нас твоя краля.

— Ты там рехнулся? — рявкаю я. — Думать забудь. Какое еще кольцо? Соня не такая…

— Ну, ты ей подарил. Она с ним и смайнала, — с жаром приводит идиотские доводы Петя.

— Если я подарил кольцо, — поясняю спокойно и вкрадчиво. — То никакого воровства нет. Даже не вздумай ее подставлять. Иначе я за себя не ручаюсь. Усек?

— Да, конечно… Я так Инне и говорю… И теще.

— Все. Не гони волну. Я сказал. Девочку мою не третируй. Дважды повторять не стану, Бабай, — выдыхаю в ярости. — Телефон мне ее продиктуй, — приказываю резко.

И усмехаюсь, уловив в Петькином голосе дрожащие нотки. Не боец Бабай. Ни разу не боец. За моей спиной привык действовать. Знает, я всегда прикрою.

Пишу на первом попавшемся листке заветные цифры и, отбив вызов, поднимаю глаза на Михайлова.

— Мне бы трубку чистую. Без ушей, — смотрю в упор.

— Дорогое это удовольствие, — вздыхает тот. — Но так и быть…

Нехотя поднимается из-за стола, лезет в карман куртки и вытаскивает оттуда маленькую допотопную нокию.

— На, владей, — кладет на стол передо мной. — Нулячий аппарат. Симка левая. Как знал, что понадобится.

— Буду должен, — бурчу нехотя. Прекрасно понимаю, что сейчас Михайлов заломит цену. Но он кряхтит и выдавливает насуплено.

— Да ничего не надо. Я перед Кольцовым в долгу…

— Спасибо, — киваю я. — Все равно, за мной должок, начальник. Обратись так месяца через три, — подмигиваю по-свойски.

Звоню Соне и даже не верю, когда мне отвечает моя роднуля.

— Сонь, ты где?

Слушаю голос любимой и улыбаюсь. Губы сами растягиваются в улыбке. Все хорошо. Соня — молодец. Сделала мать и Инку. Если обе не угомонятся, лично настучу по дурным репам.

А дальше дело техники. Снова связываюсь с Кольцовым, в прошлом командиром батальона СОБР, а ныне хозяином охранного предприятия. Даю поручения и выдыхаю.

Все. Никто к моей Соне не подойдет. Ни отморозки, друзья Тарани, ни дорогие родственники. Еще неизвестно, кто из них более опасен.

Глава 38

Весь день я хожу сама не своя. Думаю о Жене. О нас. Он любит меня и ни в чем не виноват. А я… От испуга и сплетен нафантазировала себе бог знает что.

«Охрану просто так не приставляют», — напоминает мне здравый смысл. И внутри все сжимается от ужаса.

Значит, я была права. Шура с Инной не только наговорили на Боброва, но и решили забрать у меня Дашу.

Вот же твари! На глаза наворачиваются слезы. Кулаки сжимаются от бессилия и приказываю себе не думать о двух мерзких жабах.

Ну их! Господь им судья!

«Женя еще удивляется, в