— Что это?

Мои глаза сами по себе закатываются, и я отталкиваю его руку.

— Это синяк. — Из ушей Кэла буквально валит пар, и я поправляюсь: — Или, по крайней мере, почти заживший. То есть я в порядке.

Каллахан кладет руки на бедра, и мой взгляд притягивается к его сексуальному V-образному рельефу пресса. Темная полоса волос исчезает в его шортах, и я перевожу взгляд на полотенце, засунутое в пояс, прикрывающее его член. Он сжимает челюсти, и я вижу, как в его голове что-то происходит.

— Что случилось? — повторяет он, его терпение подходит к концу.

Я игнорирую его, решая воспользоваться беговой дорожкой, которую он только что освободил. Каллахан следует за мной и стоит перед тренажером, пока я нажимаю и удерживаю кнопку скорости, чтобы довести ее до бега.

— Спарринг пошел не по плану. — Мои слова просты, и я делаю все, чтобы игнорировать мужчину, выпячивающего грудь передо мной. Мне доставляет огромное удовольствие действовать ему на нервы.

— Ты спаррингуешь? С кем? — Он оглядывается на Коэна и замечает, как тот поднимает веса на скамье. — Грейвс?

Я не могу сдержаться — смех вырывается из меня, прежде чем я успеваю его остановить. Кэл резко поворачивается ко мне, и его взгляд сразу же притягивается к моей груди. Я сжимаю губы в тонкую линию, чтобы сдержать улыбку, которая хочет вырваться наружу.

— Нет. Мой тренер. Я отвлеклась, и он меня ударил. Все в порядке.

— Синяк почти зажил. Наверное, было чертовски больно, когда это произошло. — Голос Кэла по-прежнему пропитан гневом, но в нем появилась любопытная нотка беспокойства.

— Да, было больно. Но, как видишь, я в порядке.

— Я не хочу, чтобы ты больше спарринговала с ним.

Мое возмущенное презрение только возвращает его к гневу.

— Ты не можешь мне указывать, могу я спарринговать или нет. — Я решаю игнорировать его до конца пробежки.

Но вместо этого Кэл тянет за шнур аварийной остановки. Он держит его в руках, а я стону, ставя ноги по обе стороны беговой дорожки, когда она медленно останавливается.

Я бросаю на него серьезный взгляд, но он его игнорирует.

— Я не говорил, что ты не можешь спарринговать. Просто не с ним.

Скрестив руки на груди, я приподнимаю бровь.

— Без обид, но ты не можешь мне указывать, с кем я могу встречаться, а с кем нет.

Каллахан переходит к задней части беговой дорожки и подходит ко мне сзади. В зеркальной стене напротив нас я вижу, как он кладет руки чуть дальше моих и наклоняется, чтобы шепнуть мне на ухо.

— Я твой муж, и если я говорю, что другой мужчина не имеет права прикасаться к тебе, то я отрублю любую руку, которая это сделает. — По моей спине пробегает дрожь, и я встречаюсь с его взглядом в зеркале.

— Кроме того, если хочешь побоксировать, у тебя есть я. — Он улыбается, но это скорее похоже на оскал. — У тебя есть я, — говорит он. У меня в животе что-то скручивает.

Когда я говорю, мои слова тихие, и я пытаюсь скрыть боль за ледяным безразличием.

— Не говори того, что не имеешь ввиду. — С этими словами я выхожу из его клетки и покидаю спортзал, решив вместо этого прогуляться по периметру. Мне не помешает свежий воздух.

Коэн замечает мой уход, и я вижу, как он стонет, бросая гантели обратно на стойку и бегом следуя за мной.

— Я остаюсь на территории, не волнуйся. Просто пойду прогуляюсь. Ты можешь закончить тренировку.

Он смотрит на меня и, должно быть, понимает, что мне нужно немного пространства и времени в одиночестве. Кивая, он возвращается к гантелям. Громкая музыка обрывается, когда за мной хлопает дверь.

В течение следующего часа я вновь знакомлюсь с ландшафтом резиденции Кин. Я видела большую его часть издалека, но было приятно узнать, что ворота к самой восточной стене все еще существуют. Только теперь на них установлена камера видеонаблюдения, направленная на всех, кто ими пользуется. Тепло разливается в моей груди, и я дергаю ручку. Она не поддается — я и не ожидал, что поддастся, — поэтому я оглядываюсь по кирпичной стене в поисках подсказки. Через мгновение я ее вижу. Один кирпич немного темнее остальных, и я тяну за него. Он скрипит, едва отрываясь. Тяну сильнее и чуть не падаю на задницу, когда он наконец выпадает. Я улыбаюсь и засовываю руку в отверстие.

Ключ лежит точно так же, как и одиннадцать лет назад, но когда я его осматриваю, он оказывается другим. Серебряным вместо латунного. Интересно, когда он изменился.

Он идеально входит в кованые ворота, и ручка поворачивается без усилий. Ворота скрипят, открываясь, и я выскальзываю наружу. Через несколько минут меня наверняка поймают, поэтому я ищу подходящий кирпич на другой стороне стены. Осматривая ближайшую стену, я нахожу его.

Кэл придумал эту систему, когда мы учились в школе. По одному незакрепленному кирпичу с каждой стороны, чтобы я могла запереть ворота за собой, когда ухожу или возвращаюсь. Мне приходилось пробираться через кусты и использовать эти забытые ворота, чтобы проникнуть сюда посреди ночи, но зато я могла увидеть Кэла. Камера, правда, новая.

Не желая испытывать судьбу, я возвращаюсь в сад, закрываю за собой ворота и кладу ключ обратно в тайник. Я возвращаюсь в свою комнату с чувством, которое не хочу называть, бурлящим в груди.

Все эти годы он оставлял для меня дверь открытой. Я могла вернуться в любой момент.

Я не знаю, что делать с этой информацией.

Глава тринадцатая

Наконец, открыв ноутбук на балконе случайной гостевой комнаты, я устраиваюсь для длительной работы над текстом. У меня с собой три напитка: бутылка с ледяной водой, банка диетической колы и кофе со льдом. Я зажигаю свечу с ароматом яблока сорта Honeycrisp и дважды пощелкиваю каждым суставом пальцев.

Чуть больше восьми месяцев назад адвокат Энди связался с издательством, с которым я заключила контракт, и после нескольких раундов собеседований он выбрал меня в качестве своего писателя-призрака. Это возможность, которую я не могу упустить, поэтому окончательный вариант рукописи должен быть идеальным.

К счастью, слова, которые я с трудом подбирала, вдруг