Совсем потеряли нюх и память!

Надо восстанавливать!

Мероприятия проводить терапевтические.

Мои кровожадные размышления прерывает восторженный визг Аленки.

— Папочка, папочка, ты самый лучший! — пищит она, спрыгивая со стула и кидаясь мне на шею.

Подхватываю ее, сажаю к себе на коленки, таю от мягких прикосновений нежных детских губ к своей дубленой коже.

Ее не всякий удар пробьет, а эти поцелуйчики — навылет!

И обнимашки эти, и слова “папочка, папочка”.

Милота страшная. Убойная сила.

Ванька, откинувшись на стуле, тихо ржет над выражением моей морды, Аня мягко улыбается. Так нежно и мечтательно.

И я в полном, абсолютном кайфе.

В семье своей.

— Когда у тебя утренник?

— Эм-м-м…

— А пятницу, — подсказывает Аня, — в девять утра.

— А чего так рано?

— Потому что это утренник, Тагир.

Мне это вообще ничего не проясняет, но вопросов не задаю, чтоб не выглядеть еще большим дебилом, растекшимся по столешнице в малиновое желе.

— И, если она пойдет на утренник, значит, ей надо ходить в сад эти дни, Тагир.

— Это еще зачем?

— Они репетируют же.

Обдумываю ситуацию, машинально подкармливая довольную Алену кусочком свежей буженины, которую офигенно готовит Михална.

Аня снова принимается за еду, Ванька философски смотрит в окно, катая по губам зубочистку.

Ему тоже не сильно хочется постоянно сидеть в доме, у него, пятнадцатилетнего парня, море своих дел уже.

Он, правда, думает, что я кое о каких не в курсе… Ну и пусть. Надо давать человеку свободу.

Но не сейчас.

Сейчас он ездит в школу и на спорт с охраной, а все репетиторы перешли в онлайн или к нам на дом.

Кстати, о репетиторах… Надо с Аром на эту тему поговорить. И с Казом. И вообще, собрать их и устроить разбор полетов.

Звенит дверной звонок, Михална идет открывать, и через минуту в столовую врывается малолетний десант Ара.

Пятилетний Мотька и четырехлетний Серега делают победный круг по столовой, по пути отрывисто здороваясь, потому что вежливые, Лялька их воспитывает правильно, но на месте вообще не стоят, потому что в задницах моторчики.

Аленка, увидев приятелей, победно взвизгивает и спрыгивает с моих коленей, мгновенно забывая и про утренник, и про ужин.

Мелкие уносятся из столовой, только удаляющиеся детские голоса выдают направление. Няньке Вике сейчас будет весело.

Я здороваюсь за руку с вошедшим следом за сыновьями Аром, киваю Ляле.

— Садитесь ужинать, — приглашает Аня, пока Михална, не дожидаясь распоряжения, сервирует стол дополнительными приборами.

— Михална опять бужениной балует? — Ар охотно принимает приглашение, а Ляля, аккуратно устроившись рядом с Аней, что-то ей тихо говорит.

— Вперед, — приглашаю я его.

И, пока Ар перекладывает себе в тарелку гигантский кусок буженины, говорю:

— Алена будет ходить в сад эту неделю.

Ар замирает на пол секунды, потом поворачивается и внимательно смотрит на меня.

— Уверен? Мои сидят дома…

— У твоих — шила в заднице, пусть посидят. Сад от них отдохнет. А моей надо.

— А ты не думаешь, что?.. — Ар не договаривает, косится осторожно на разговаривающих женщин.

— Думаю, — киваю я, — потому охрану надо усилить.

— Кстати, у меня к тебе разговор по этому поводу, — говорит Ар.

— Пошли тогда.

— Не-не-не… Разговор подождет. А буженина — нет.

Глава 31

— Короче, я порылся в биографии нашей жопастой симпатяжки, — в кабинете Ар достает планшет, с которым пришел сегодня, садится в кресло для посетителей, тапает по экрану.

А я дверь прикрываю. Плотно.

Потому как, если насчет Ани я уверен, что подслушивать не будет, то насчет рыжей кошки Ляльки — вообще нет. Та еще себе на уме стервоза.

Залезет своим острым носом, сделает кучу преждевременных выводов… И выведет их Ане моей.

Один раз уже такое сотворила, кстати, насчет этого надо еще с Аром прояснить, а то белые пятна прямо появляются в истории наших с Аней отношений.

Но это потом.

А пока что дела более насущные.

Ар выводит на экран свидетельство о рождении Анастасии Природько, двадцати девяти лет. Просматриваю бегло. Мать, Елена Природько. На месте отца — прочерк.

— Неполная семья, тут без вопросов, да? — продолжает Ар, — но меня заинтересовало другое. Каким образом дочь простой продавщицы смогла уехать в Лондон в десять лет? И там поступить в их элитную шарашку? Жить на что-то же надо. Мать ее все это время была тут, в России. С кем наша Настя туда ездила? И на какие бабки?

— Кто отец? — сходу делаю я правильный вывод.

— Уверенный прочерк… — Ар делает паузу на закурить, затем продолжает, — Сонный отправлял народ к ее матери, та не колется. И вообще в маразме, похоже. Пьянь, по всему дому бутылки. А девка при бабле.

— Как спрашивали?

— Тихо, — пожимает плечами Ар, — чтоб не трепанула раньше времени. Ну, там, соцработник или что-то типа того. Сонный по своим ментовским манерам сделал.

— Когда это было?

— А вот как вопросы она начала вызывать, так и…

— А до этого?

— А до этого, Хазар, ее Жека проверял…

Сжимаю зубы, отхожу к окну. Очень мощный прокол, до сих пор бешусь, когда думаю об этом.

И страх пробирает дикий, потому что совсем рядом с моими близкими пролетело. Жека с Ванькой за руку здоровался. За жизнь болтать любил. А к Ане так просто одно время приставлен был плотно.

И понимание, что в любой момент, вообще в любой момент… Это сводит с ума.

До белых мушек перед глазами. До полного отключения всякого соображения.

Сжимаю сигарету в кулаке, ощущая, как прижигает кожу.

Держу себя в руках.

Ар напрягается, уже по моей спине все понимая и особо не отсвечивая пару минут. Давая мне время на принятие ситуации.

— Хазар, но это не все. Это же просто вопросы. А ты знаешь, я не люблю, когда ответов не нахожу… И я проверил всех примерных фигурантов на предмет пересечения. И кое-что нашел.

Разворачиваюсь:

— Ближе к теме, прелюдии будешь Ляльке устраивать.

— Примерно тридцать лет назад мамаша Природько работала продавцом в небольшом городке на Севере. Там жителей тысяч десять. И зоны вокруг. И в одной из этих зон сидел Шишок…

Сажусь за стол, тянусь к зажигалке, задумчиво щелкаю, выпуская огонь на свободу.

И тут же пряча его обратно.

— Это всего лишь предположения, Хазар, доказательств никаких, — продолжает Ар, — да и сидел Шишок на строгаче. Не выпускали их в город. Но я проверил дальше. И выяснил, что Шишок вышел через восемь лет. А через два года десятилетняя дочь уже сильно пьющей продавщицы из местного продмага укатила по программе