Новая сиделка меня убила своей глупостью. А мама — тупостью. Ну, как можно впустить в дом 23-летнюю девушку, которая толком об уходе ничего не знает! Постараюсь избавиться от нее за неделю.

Я стучу в деревянную коричневую дверь, и открываю ее. В кабинете отца всегда пахнет бумагой и свежим кофе, которое я обожаю, но пить могу только в редких случаях.

— Пап, можно? — просовываю голову, и на глаза падают волосы.

— Конечно, Элли, заходи, — радостно отвечает он и машет мне рукой.

Я захожу полностью и прикрываю за собой дверь, потеплее укутываюсь в махровое одеяло синего цвета, и иду к нему. Через три шага замечаю сбоку от себя фигуру, сидящую на диванчике около книжного шкафа. Не останавливаясь и не оборачиваясь, иду к папиному столу, где творится беспорядок, который папа никому, кроме меня не разрешает убирать. Но, я не часто уже захожу к нему…. Ходьба забирает у меня много сил.

Подхожу к кожаному зеленому креслу и сажусь на него, прижимая коленки к себе, и смотрю на папу, который не отрывает от меня своих зеленых глаз. Только ради этого взгляда, я стараюсь жить дальше. Только ради него я прохожу все процедуры, и терплю “промывателя головы” или как говорит папа “мозгоправа”.

— Можно я посижу с тобой, пока мама разговаривает с новой сиделкой? — прошу я, заранее зная, что он скажет.

— Конечно, сиди. Только я буду работать, хорошо?

— Ага, — киваю я, и кладу подбородок на колени, согревая себя.

— Мистер Адамсон, может, я в другой день приду? — спрашивает фигура у книжного шкафа.

— Нил, называй меня Алекс, не беспокойся, Элли, не будет мешать.

Я киваю в знак согласия, и чуть повернув голову, смотрю на посетителя.

— Элли, это Нил Моррисон, мой компаньон, если можно так сказать, — они засмеялись. — Нил, а это моя любимая дочурка Элли.

Нил кивает мне, а я ему. И пока они разговаривают, решаю рассмотреть Нила Моррисона. Черные волосы небрежно лежат на голове, как будто он только проснулся. Цвет глаз не вижу, зато вижу широкие брови, нос с горбинкой и немного пухлые губы, которые сейчас, что-то говорят моему папе, белоснежные зубы, говорят о том, что он часто ходит к стоматологу, прямой подбородок. И трехдневная щетина. Высокий, широкоплечий и мускулистый. На нем серый костюм и белая рубашечка с золотыми запонками, в виде орла. Под штанами вижу носки в белую и черную клетку, лаковые туфли, начищенные до блеска. На правой руке золотые часы. Когда он поворачивает и опускает голову вправо, смотря на папку, лежащую около него, замечаю серьгу в левом ухе.

Интересно, а сколько ему лет? Он молодо выглядит, но уже такой богатый. Я не могу оторвать от него глаз. Нил поворачивает голову и смотрит на меня, после подмигивает и обворожительно улыбается. Я хмурюсь и отворачиваюсь к окну. Чего-то я засмотрелась. Обычно папины клиенты или друзья меня не сильно беспокоят, и я не обращаю на них внимания.

В дверь стучат, и после папиного разрешения, в кабинет заходит наша кухарка. Милая, полноватая кухарка, которая очень вкусно готовит.

— Простите, что отвлекаю, мистер Адамсон, — начинает она. — Я хотела узнать у Элли, когда она будет кушать.

— Элли, ты еще не ела? — хмуро спрашивает папа и смотрит на меня.

— Нет, — отрицательно качаю я головой.

— Элли, тебе надо пойти поесть, — немного с нажимом говорит папа.

Я смотрю на часы, которые весят по правую сторону от меня. На них полседьмого вечера. Я не ела с семи утра.

— Я не хочу есть, — отвечаю ему.

— Элли, — папа вздыхает и откидывается на спинку кресла.

— Пап, если ты будешь сегодня ужинать, то я тоже поем.

Папа прищуривает глаза и пытается спрятать улыбку, зная, что по — другому, я не пойду есть. Такая я. Тем более, что последний раз папа ужинал со мной две недели назад.

— Хорошо, — кивает он. — Миссис Майлз, приготовьте ужин для меня, Элли, моей жены и этого молодого человека, — указывает он на Нила.

— Хорошо, — отвечает кухарка с улыбкой на лице.

— И предупредите миссис Адамсон, что у нас будут гости.

— Хорошо, мистер Адамсон, — кивает она и вместе с ней кивают ее седые кучеряшки на голове. — Ужин будет готов через полчаса.

— Отлично, — потирает руки папа. — Нил, я надеюсь, ты поужинаешь с нами.

Папа как всегда: сначала сделает, как хочет, а потом спрашивает других, нравится ли им. Нил соглашается, и их деловой разговор продолжается, а я снова смотрю в окно.

Сейчас лето, июнь месяц. За окном медленно садится солнце, и мне хочется спать. Вдали вижу реку в лучах заходящего солнца. Маме не понравился этот вид, но она решила купить этот особняк, потому что он говорит о статусе и благородстве, по словам ее подруг. Мне тоже не очень нравится здешний вид. Слишком одиноко и, смотря в окно, начинаешь размышлять о своей жизни и обо всем, что с тобой произошло.

Я рада, что не было сегодня Сэма, моего психолога. Мне он совсем не нравится, и я не вижу смысла в нем. Никакой пользы от его разговоров. Пустая трата времени, потому что я все равно не разговариваю с ним, а тупо пялюсь в окно, либо сплю, либо слушаю музыку. Мама сильно ругается, а папа просит поговорить с ним. Они не понимают, что, если я начну говорить ему, то впаду в истерику. Мне легче молчать и держать в себе.

— Элли, идем? — спрашивает папа, выводя меня из дум.

Я моргаю. Родитель стоит около кресла и протягивает мне руку. Я принимаю ее, и встаю, крепче заворачиваясь в одеяло.

— У тебя руки холодные, — папа берет мои две руки, прижимает ко рту, и дует на них горячий воздух изо рта.

Я чувствую, как воздух понемногу согревает руки, после папа берет и трет их, чтобы согреть окончательно. Через пару минут трения, заворачивает в мое одеяло. Я целую его в щечку, а папа в свою очередь меня облизывает.

— Па-ап, — верещу я, отходя от него.

— Идем, — смеется он. — Нил, прошу.

Я вытираю одеялом облизанную щеку, и иду следом за папой и Нилом. Оказывается я на полторы головы ниже папиного компаньона. Хм… то, что