Смазываю тонкую исколотую инъекциями кожу на локтевом сгибе. Нащупываю вену и ввожу иглу. Внимательно всматриваюсь в бледное лицо женщины и точно замечаю момент, когда боль уходит.

— Уже все? — спрашивает меня Люба.

— Да, — улыбаюсь ей. Складываю в пакет разорванные обертки и использованный шприц.

— Я и не почувствовала, Катя, — порывисто восклицает Люба. — Как же хорошо, что мы Аленку на дороге заметили.

— Мы ее спасли, она — нас, — глубокомысленно восклицает Сэм и, как только пробка рассасывается, везет меня прямо к общежитию. — Пойдем, провожу, — предлагает голосом, не терпящим возражения.

Вместе со мной идет к высокому зданию из белого кирпича. Мимоходом интересуется, на каком курсе я учусь, и по какой специальности.

Рассказываю ему об учебе, о женихе, предстоящей свадьбе и переводе во Владивосток и в ужасе гляжу на закрытую стеклянную дверь.

Кто сегодня дежурит? Если Степановна, то точно не пустит! Злая, зараза, как собака Баскервилей.

Обгоняя нас, к общаге подбегают студентки-первокурсницы.

— Идите туда, откуда пришли, шалавы! — несутся из-за двери вопли непримиримой вахтерши.

— Что же нам теперь делать? — плаксиво блеют девчонки.

Останавливаюсь, будто в ступоре. В ужасе гляжу на закрытую дверь. Можно Нике позвонить и напроситься на ночлег. Вот только я ее номера наизусть не знаю. А записная книжка… или дома, или в общаге.

— Поедем к нам, — хмуро заявляет Сэм. Мрачно пялится на закрытые двери общаги и выдыхает с чувством. — Идиоты, блин, — мотает головой. — Так и до беды недалеко. Нельзя хороших и правильных девочек оставлять ночевать на улице. Вот же козлы, — ругается сквозь зубы.

Большой крепкий мужик в дорогой кожаной куртке.

— Мне неудобно, — мотаю головой, а сама уже понимаю, что положение безвыходное. Остается только примкнуть к девчонкам с первого курса и вместе переночевать на вокзале, если милиция не выгонит.

— Неудобно на потолке спать, — усмехается криво Сэм. — Матушки-тетушки будут рады. Пойдем, — берет меня под локоток и ведет к машине.

— У нас останешься. Делов то! — радостно заявляет Катерина. — Даже не думай отказываться, Аленка. Ехать к нам через весь город придется. Зато завтра рано утром доставим тебя в универ.

«Все равно выходит, как Плехов сказал», — усмехаюсь мысленно. Осталась бы дома, завтра бы встала в пять. А так придется ночевать у чужих людей и вставать в шесть. Что выгадала непонятно!

Автомобиль лихо мчится по ночному городу, не обращая внимания на знаки и сигналы светофора. Благо дорога пустая и пешеходов нет. Сворачивает куда-то в частный сектор и меня накрывает от паники.

Где я? И кто меня здесь искать будет?

Сэм щелкает брелоками, открывая один за другим шлагбаумы и наконец въезжает в большие кованые ворота. Словно турист на экскурсии с любопытством глазею на большой двор и замираю в ужасе.

Кажется, это и не частный дом вовсе, а какой-то офисный комплекс, по ошибке обнесенный забором. На парковке теснятся машины.

Но наш мерседес проезжает дальше, к большому дому, из окон которого льется мягкий желтый свет, а на мраморном крыльце топчется охрана.

Сэм подруливает прямо к ступенькам и вздыхает устало.

— Приехали, девочки.

Первым выпрыгивает из машины. Помогает выйти Любовь Даниловне и смотрит на меня с интересом. — Ты до утра тут решила посидеть?

— Нет. А? А что? — спохватываюсь я. Выхожу из мерса. Делаю шаг к Катерине.

— Не бойся, ты среди друзей, — приобнимает она меня за плечи. — Парни у нас хорошие, — кивает на охрану. — Никто не обидит…

Глава 5

— Пусть только попробуют, — воинственно бросает сзади Сэм.

И я оглядываюсь назад. Он степенно и медленно ведет к дому Любовь Даниловну. Она ему что-то тихо говорит, а он, улыбаясь, кивает. И мне эта парочка напоминает заговорщиков. Глаз выхватывает аккуратные газоны, разбитые невдалеке. Из-под снега виднеется изумрудная трава. Вдоль аллейки горят светильники. Как в сериалах. Так бывает? Даже не думала, что люди так живут.

Захожу в дом, напоминающий дворец. Оттуда в холл и в изумлении смотрю на инкрустированный мраморный пол.

«Интересно, сколько такой стоит? И кем надо работать, чтобы такое себе отгрохать?» — размышляю на автомате.

А навстречу нам уже спешит девушка в униформе.

— Ой, господи! Почему же так долго? — Причитает она. — Валерий Георгиевич весь на нервах.

— Мы тоже, — усмехается криво Сэм.

— Нормально все. Справились, — Катерина уже отдает прислуге шубу Любовь Даниловны. — Вот мы и дома. Добро пожаловать, Аленка! Неля, подай тапочки. Римма, постель для Любочки расстели, — отдает указание другой.

Снимаю куртку, а Неля быстро забирает ее и протягивает мне новенькие меховые тапочки в упаковке.

— Надевай и проходи, — командует Катерина. — Сейчас Любу уложим, и ужинать будем. Неля, что ты стоишь? — придирчиво одергивает она девчонку, засмотревшуюся на Сэма.

— Я могу чем-то помочь? — спрашиваю поспешно.

— Да, Любочке помоги, — кивает она на сестру. — Там назначения на тумбочке. Сразу уколоть нужно. Справишься?

— Да, конечно! — заверяю машинально.

— Повезло нам с тобой, — ласково улыбается мне Любовь Даниловна.

— Ой, и не говори, — весело откликается Катерина.

Мою руки в гостевом санузле, украшенном плиткой с лепниной, и вслед за Любовью Даниловной неуверенно плетусь в небольшую спальню, расположенную рядом.

В красивой нарядной комнате царит полумрак. Мягкий свет от торшера добавляет уюта. Бежевые шторы, огромная кровать. Да я о такой бы спальне мечтала, если бы не стойка с капельницами и ворох лекарств на тумбочке.

— Это наша спальня с Валерой, — глухо объясняет мне Любочка. — Раньше мы тут вместе жили, а теперь вот я одна. Заболела, и муж перебрался к себе в кабинет. Дальше по коридору. Там вход другой имеется и лестница рядом. А тут тихо. Никто меня не беспокоит, — рассказывает она, увядая прямо на глазах.

— А где назначения? — ищу взглядом документы.

— В тумбочке возьми, — печально бросает Люба и улыбается вошедшей Кате. — Медсестра, выходит, сегодня вообще не приходила, — пожимает она плечами.

— Аленка уколет тебя, а я Валере скажу, он Касаткина взгреет, — решительно и твердо заявляет Катерина, а мне сложно поверить, что нашу зловредную Акулу кто-то может наказать. Неужели уже родился такой человек?

Вчитываюсь в знакомый почерк Леонида Ивановича Касаткина, быстро нахожу нужные ампулы и таблетки. Ставлю капельницу, делаю уколы и думаю, как же здорово, что могу помочь людям. Какая же у меня профессия классная!

И пока лекарство медленно опускается в вену, сажусь в кресло рядом с Любовью Даниловной и прикрываю глаза.

— Аленка, — шепотом зовет меня Катерина. — Пойдем. Ужин готов.

— А как же капельница? — киваю на половину флакона.

— Неля присмотрит и тебя позовет, если что, — велит Катерина, пропуская в комнату горничную. — Идем. Тебе поесть надо.

— Как же тебя угораздило на трассе задержаться? — спрашивает меня за столом хозяин дома. Худощавый мужчина лет шестидесяти. В вельветовом костюме, с бородкой и в очках в золотой оправе. Наверняка профессор.

Рассказываю впопыхах. Ем и сама не понимаю от волнения, что именно.

— Выдыхай, — сжимает мою ладошку в своей Катерина. — Тут никто не кусается, — обводит она спокойным взглядом стол, заставленный деликатесами.

— Кушай, кушай, — кивает мне Валерий Георгиевич и строго смотрит на Катерину. — Так что там с сиделкой, Катя? Почему не вышла?

— Откуда я знаю? — пожимает плечами Катерина. — Если бы не Аленка…

— Нам всем повезло сегодня, — улыбается мне хозяин дома, и я не знаю, куда себя девать.

Где-то невдалеке хлопает входная дверь, слышатся голоса.

— Альберт приехал? — поднимает взгляд на другую горничную Катерина.

— Да, с Мариной, — кивает она.

— Поставь тарелки, — следует тут же приказ.

И та молча кидается к буфету. Поспешно расставляет посуду и бокалы напротив меня, кладет рядом столовые приборы.