— Так что с Викой? — не выдержала я.

— Через месяц после смерти твоего папы мама привела домой мужчину. Не местный он, уж не знаю, где она его подцепила. Алкаш, такой же, как она, только… Знаешь, вот у нас в деревне почти все мужики пьют, я привыкла ко многому, но этот… Уж больно неприятный тип. Василий зовут. Бывает, посмотрит, мурашки по спине бегут. Иногда думаю, такой и убить может. А еще через месяц Вика вены порезала.

— Что?! — ахнула я.

— Да, — вздохнула тетя Света, вертя в руках чашку. — Степка ее в гараже нашел, без сознания. Еле откачали девчонку… — в глазах соседки блеснули слезы. — Понимаешь, Мира, — вдруг горячо заговорила она, — в деревне все решили, что это она из-за смерти отца, но разве стала бы она так по этому алкашу убиваться, упокой Господи его душу! — быстро перекрестилась женщина.

— Почему же тогда?

— Я думаю, сожитель мамкин ее довел. Уж не знаю чем, но точно он!

— А сейчас? Сейчас Вика как?

— Ничего хорошего. — Тетя Света достала из сумки платочек и вытерла уголки глаз. — Как из больницы вернулась, сохнуть начала. На тень наша Вика похожа. Степка с ней день и ночь, на шаг не отходит, все боится, что она опять с собой что сделает. А ей и делать не надо, боюсь, она и так одной ногой в могиле.

— Ну что вы такое говорите! — воскликнула я. — Может, она просто худеет, на диете сидит?

— Глупая ты, Мирослава! Глупая! Степан говорит, что Вика вообще не ест! Ни кусочка в рот не берет! А если и уговорит ее съесть что-нибудь, вырывает все! Уж не знаю, как она и живет…

— Боже мой… — только и смогла вымолвить я. Слезы градом полились по лицу, было ужасно стыдно и больно.

— Плачешь, — с удовлетворением кивнула головой тетя Света. — Это хорошо, что плачешь. Значит, не очерствела еще душа в этом городе. Думай, Мира, думай. Только ты и можешь сестре помочь. Помрет она, вот увидишь. Спасать ее нужно.

С этими словами женщина залпом допила чай и поднялась, намереваясь уйти.

— Тетя Света, спасибо! — схватив ее за рукав, горячо поблагодарила я. — Спасибо вам большое!

— За что?!

— За то, что рассказали все! Как хорошо, что я вас встретила!

В этот момент я совсем забыла, как еще полчаса назад злилась из-за встречи с соседкой. Теперь мне было страшно представить, что было бы, останься я в этот день дома.

— Тетя Света, я что-нибудь придумаю, я обязательно вытащу ребят! Я обещаю вам!

— Мне не надо, — вздохнула соседка. — Себе пообещай. А я не буду рассказывать им о нашей встрече. Нечего их заранее обнадеживать. Ты, может, сейчас поплачешь и забудешь, а они ждать будут.

— Нет, я не забуду! — замотала я головой. — Я приеду, я точно приеду!

— Я надеюсь на это, — в очередной раз вздохнула тетя Света и, не попрощавшись, покинула кафе, оставив меня одну.

Я сидела как громом пораженная, глядя в окно и ничего не видя из-за слез.

— Какая же я дрянь… — всхлипнула я. — Как я могла их бросить…

— Девушка, вы будете еще что-нибудь заказывать? — материализовался рядом со мной официант.

— Нет, спасибо, — опомнилась я, кинув деньги на столик, подхватила свою поклажу и бросилась к выходу.

Глава 2

Я совершенно не помнила, как поймала такси и сколько длилась поездка, очнулась, только стоя у двери Соньки. Долго думала, зачем приехала сюда, затем перевела взгляд на сумку в своей руке и нажала на звонок. Дверь распахнулась тут же, словно подруга сидела в прихожей и ждала. Впрочем, она, наверное, именно этим и занималась, только ждала отнюдь не меня.

На Соньке красовался черный кружевной полупрозрачный пеньюар, длинные черные волосы в художественном беспорядке разбросаны по плечам, на лице нанесен профессиональный «естественный» макияж, а на губах застыла улыбка хищницы.

— Ой, это ты? — вздрогнула она, и улыбка тут же погасла. — Мирка, ну чего ты пришла? Я бы вечером заскочила и сама забрала сумку! Он будет с минуты на минуту! — затараторила она и осеклась, видимо, обратив внимание на мою перекошенную физиономию: — Ты чего? Что случилось?

Я хотела ответить, что все в порядке, но вместо этого из моей груди вырвались рыдания, а по щекам побежал новый поток слез.

— Ну-ка входи! — велела Соня и втащила меня в квартиру. — Мира! Что стряслось? Тебя кто-то обидел? Сумку порезали? Кошелек украли?

— Ничего, — наконец выдавила я из себя, размазывая слезы по щекам. — Забирай свои банки, я пойду.

— Никуда ты не пойдешь! — отрезала подруга. — Ты мне зубы не заговаривай! Немедленно признавайся, какого фига сопли распустила? Я тебя такой никогда не видела!

Это было правдой. Плакать и жаловаться я запретила себе еще лет в шестнадцать и с тех пор, как бы ни было трудно, никогда не ревела. Для всех друзей я всегда была жизнерадостной, беззаботной и улыбающейся.

— Сонь, ты же парня ждешь… — вяло отбивалась я, первый раз в жизни горячо желая излить душу и надеясь, что подруга наплюет на парня и поговорит со мной.

— Парней много, а подруга у меня одна! — отрезала Сонька, чем несказанно порадовала меня, даже слезы моментально высохли. Было приятно осознавать, что рядом есть хоть один человек, кому мои проблемы не по барабану.

— Иди на кухню! — велела подруга. — Сейчас переоденусь и вернусь. И оставь ты уже эти банки! — разозлилась она, вырывая порядком надоевшую сумку из моих рук.

Сняв каблуки, я прошла на кухню, по-хозяйски щелкнула чайником, надеясь все-таки напиться кофе, хотя бы растворимого, и уселась за стол. Соня появилась только спустя десять минут. На ней красовался спортивный костюм, волосы были стянуты в хвост, с лица смыт макияж. Она походила на нормальную, обычную девушку, и это ей шло гораздо больше, чем образ женщины-вамп, который она себе выбрала. О чем я не преминула ей сказать.

— Ты ничего не понимаешь! — фыркнула подруга, разливая по чашкам кипяток и ставя на стол банку с кофе и сливки. — И вообще, не читай мне нотаций, у меня на это есть мамочка с папочкой. Рассказывай давай.

— Я встретила на вокзале свою соседку из деревни, — мрачно сообщила я. — Она рассказала мне ужасные вещи.

— Какие? — насмешливо изогнула бровь Сонька, с ногами залезая на стул. — Какой-нибудь алкаш спер из магазина бутылку водки?

— Не смешно! — отрезала я, отворачиваясь к окну.

— Прости, — вздохнула Соня. — Ну, прости, пожалуйста. Ты же знаешь мой характер и язык. Я молчу, рассказывай.

— Она сказала, что год назад