Она развернулась и, задрав подбородок, направилась в противоположную сторону, оставив после себя тяжёлую, гнетущую тишину.

Я стояла, не в силах пошевелиться, чувствуя, как вся радость утекает из меня, а грудь заполняет чувство вины и обиды. Вся радость этого дня, всё счастье — были разбиты вдребезги одним её появлением. И я не понимала за что, почему она так меня ненавидела всегда.

Артём повернулся ко мне, его лицо было сурово. Он не сказал ничего. Просто обнял меня, прижал к своей груди, и я спрятала лицо в его куртке, пытаясь заглушить рыдания. Его объятия были единственным, что сейчас держало меня на плаву.

— Ну же, Ника, не плачь. Плевать на то, что она сказала. Пройдёт время, она одумается, — успокаивал меня Артём. Но я то знала, что это не будет. Я всё детство пыталась её любовь заслужить. Но это всё было бессмысленно.

— Мы всё равно будем счастливы. Назло всем и твоей матери и назло моей. Главное — мы вместе.

Артём подхватил Алёну на руки, обнял меня за плечи и уверенно и твёрдо повёл нас в кафе. Слёзы сами высохли, мне впервые не захотелось забиться в угол, чтобы оплакивать свою неудавшуюся жизнь. Артём всем своим видом вселял в меня уверенность, что всё будет именно так, как он, и сказал. И мы обязательно будем счастливы!

Глава 29

Прошло два месяца. Я стояла в комнате для невесты, поправляя фату, и ловила своё отражение в зеркале. Белое платье, которое мы с Артёмом выбирали вместе, невесомая ткань, жемчуг на корсаже... Я почти не узнавала себя. В груди трепетало странное чувство — смесь радостного волнения и лёгкой тревоги. Вдруг дверь приоткрылась, и на пороге появилась... мать Артёма, Лидия Петровна.

Мы не общались с ней...да давно уже не общались. А если видели друг друга издалека, сразу сворачивала или переходила дорогу. Её появление здесь было более чем неожиданным.

— Здравствуй, Вероника, — тихо сказала она, заходя внутрь. Её взгляд скользнул по моему платью. — Какая ты красивая.

— Спасибо, — ответила я сдержанно, не в силах скрыть удивление и настороженность.

Она сделала несколько шагов вглубь комнаты. В комнате резко стало душно.

— Ты, наверное, обижаешься на меня? — спросила она, глядя на меня с каким-то новым, несвойственным ей выражением.

— Нет, — покачала я головой, встречая её взгляд. — Не обижаюсь. То, что вы сделали... это на вашей совести останется. Навсегда.

Она опустила глаза, и я впервые увидела на её лице не маску надменности, а сожаление. Искреннее оно было или нет, не знаю.

— Я пришла извиниться, — прошептала она. — Гордость мне не позволяла этого сделать. А сегодня... сегодня я поняла, что если не приду, то сына потеряю навсегда.

Она помолчала, собираясь с мыслями, а потом начала говорить.

— Я просто хочу объяснить. Мы с твоей матерью, с Машей, были подругами. Очень близкими. А потом... мы влюбились в одного парня. Толю Волкова.

Я застыла, не в силах пошевелиться.

— Твоя мать была в него сильно влюблена, они поженились. А я... я вышла замуж за другого, родила Артёма. Но жизнь не складывалась. Толю ко мне тянуло, а с твоей матерью ему было плохо. Она постоянно ревновала, пилила его. Он говорил, что задыхается. А твоя мать... она долго не могла родить. Муж мой погиб, когда Артёму было два года. И Толя... Толя сразу пришёл ко мне. Сказал, что с Машей жить больше не может. Вот так он бросил её и пришёл к нам. Усыновил Артёма, вырастил его как родного.

От её слов у меня пошли мурашки по коже. В голове складывался пазл, страшный и нелепый. Вся мамина ненависть, её вечные упрёки, её ядовитые слова про Артёма...

— А твоя мать так и не простила меня. И его. И... тебя. Ты уж прости меня, — голос Лидии Петровны дрогнул. — Но она и тебя родила... неизвестно от кого. Только чтобы доказать Толе, что проблема не в ней. Поэтому между нами такая ненависть. Мы не хотели родниться. Не хотели, чтобы вы сходились. Но, видимо... судьба у вас такая. Быть вместе.

Я стояла, чувствуя, как по спине бежит холодная дрожь. Вся моя жизнь, всё моё детство, вся мамина холодность и злоба — всё это оказалось частью чужой, старой истории, частью мести, которая длилась десятилетиями.

Я сделала глубокий, прерывистый вдох, пытаясь сдержать слёзы и осмыслить услышанное. Я смотрела на эту женщину, которая разрушила нашу жизнь, и видела перед собой не монстра, а несчастную, запутавшуюся женщину, которая сама стала заложницей этой вражды.

— Я... — начала я, но слова застряли в горле.

В этот момент дверь распахнулась, и на пороге появилась весёлая, возбуждённая свидетельница.

— Вероника, тебя ждут! Выходи, всё начинается!

Лидия Петровна посмотрела на меня умоляющим взглядом, полным надежды и страха. Я так и не успела ничего ответить. Ни простить, ни осудить. Я лишь молча, на автомате, поправила фату и пошла к двери, к своему жениху, оставив за спиной тяжёлое прошлое.

Я вышла в коридор, и всё внутри вдруг успокоилось. Слова Лидии Петровны ещё звучали в ушах, но они уже не вызывали боли. Словно тяжёлый камень сняли с души. Теперь я понимала. Понимала маму, понимала её. И это понимание давало странную свободу.

В конце коридора, у высоких двустворчатых дверей в зал бракосочетания, стоял Артём. В строгом чёрном костюме, с цветком в петлице. Он был таким красивым, таким сильным и… тоже немного растерянным. Он переступил с ноги на ногу, поправил галстук, в его глазах читалось нетерпение.

Рядом с ним, держась за его руку, порхала Алёнка. В пышном платьице цвета шампанского, с маленькой корзинкой лепестков в руках, она выглядела настоящим ангелочком. Она что-то оживлённо рассказывала отцу, а он слушал её, улыбаясь, и в этот момент его лицо становилось таким мягким, таким родным.

Они оба были моими. Моим настоящим и моим будущим. Всё остальное — обиды, предательства, старые драмы — осталось там, в той комнате.

Я сделала шаг, и Артём поднял на меня взгляд. Его глаза загорелись, он выпрямился, и всё его беспокойство куда-то улетучилось. Он смотрел на меня так, будто видел впервые. С восхищением, с обожанием, с гордостью.

Я подошла к ним, и он тут же протянул мне руку. Его пальцы крепко сомкнулись вокруг моих.

— Всё хорошо? — тихо спросил он, внимательно вглядываясь в моё лицо. — Ты как будто… плакала.

— Всё хорошо, —