последствиях. Разве тебя станут родители любить меньше, если узнают, что ты встречаешься с женщиной старше? Вряд ли. Поворчат, но потом всё равно смиряться. А у меня дочь беременная, замуж выходит через месяц. Это немного другое, тебе не кажется?
— Да что ты опять заладила "дочь", да "дочь"? Тонь, у тебя взрослая дочь. Ты правильно сказала, она замуж выходит, беременная уже, значит, должна понимать, что такое взрослая жизнь. Мы с тобой вместе и либо это принимает наша семья, либо они все идут лесом. Подстраиваться под чьи-то желания — это сверх глупости.
Я горько вздохнула, потому что в душе была абсолютно согласна со своим мужчиной. По-хорошему мы не обязаны ни перед кем отчитываться и тем более стесняться того, что влюбились друг в друга. Но это же Санька! Как объяснить Марику, что моя малышка хочет быть самой счастливой в день своей свадьбы, а не крутить головой по сторонам и ловить осуждающие взгляды всей родни? Если только семья Вадика обо всём узнает, армагеддон покажется сказкой. Боюсь, нервная система моей малышки не выдержит такого напора.
Поразмыслив, я всё же сдалась. Сняла с ноги туфлю, отбросила её в сторону и подошла к Марку. Обняла его за плечи. Привстав на цыпочках, губами мазнула по щеке.
— Прости меня. Ты абсолютно прав. Я подписываюсь под каждым твоим словом, но мой материнский долг подсказывает мне поступать так, а не иначе. До свадьбы наших родственников никто не должен знать о наших с тобой отношениях. Потерпи чуть-чуть, Марк, пожалуйста. А потом будет всё так, как ты захочешь. Обещаю.
— Как я захочу? — Марк хитро улыбнулся, и я ещё раз поцеловала его в щеку.
— Как захочешь.
— Тогда после свадьбы дочери ты подаёшь на развод и переезжаешь жить ко мне.
— Хорошо.
— Тонь…
— Да?
— Только попробуй дать задний ход! Я же тебя уже никуда не отпущу.
— Не отпускай меня, пожалуйста. Мне очень-очень хорошо с тобой.
15
— Мам, как тебе это платье? — взобравшись на небольшой подиум, Санька покрутилась вокруг своей оси. Вся такая счастливая в свадебном платье белого цвета дочка казалась мне настоящей принцессой из диснеевских мультиков. — Мам, ну чего ты молчишь? Нравится? Нет?
Промокнув выступившие на глаза слёзы сухой салфеткой, я широко улыбнулась. Очень нравится! Настолько сильно, что слов не найти.
— Тебе идёт, доченька, — ответила немного позже, чем ждала Санька. — Очень красиво.
— Мам, ты уже пятое платье подряд говоришь, что мне идёт, — возмутилась Санька, а я лишь пожала плечами. Ну что я могу с собой поделать, если мне все платья, которые примеряла дочка, очень нравились. У малышки хорошая фигура, ей действительно все фасоны были к лицу. — Такая себе из тебя помощница. Девушка, а вы что скажете?
Санька обратилась к продавцу-консультанту, но и тут её ждало примерно то же самое. Милая женщина средних лет повторила мои мысли, почти слово в слово, мол, невесте хорошо в любом наряде, но главное, что ей самой нравится.
— Ладно, примеряю ещё одно, — подобрав подол платья, дочка спустилась с подиума и потопала в примерочную.
Пока Санька переодевалась, я сидела на диванчике. Попивая кофе, листала странички глянцевого журнала. Короткое “дзинь” оповестило о новом посетителе свадебного салона. На автомате я повернула голову в сторону входной двери, взглядом напоролась на Вадика. Даже кофе поперёк горла встало, когда мы с Астаповым скрестились взглядами.
Увидев меня, Вадим быстро зашагал к дивану. Весь такой на позитиве.
— А ты как здесь оказался? — спросила я, не скрывая своего реального отношения к появлению без пяти минут бывшего мужа в свадебном салоне.
— И тебе привет, Тоня. Что сразу наезжаешь? Меня дочь позвала, я и пришёл.
— Ну, во-первых, я не наезжаю! — строго отчеканила, как Вадик положил свою пятерню на моё колено.
— Тонь, да успокойся ты. Санька у нас общая. Мы ж не будем её делить, правда?
Я демонстративно скинула лапу Вадима. Неплохо было бы продезинфицировать то место на коже, куда притронулся Астапов, но не судилось. Все продавцы-консультанты глаз с нас не сводили. Стоя в нескольких метрах загадочно перешёптывались.
— Лучше расскажи, как живёшь? Как молодой любовник? Уже бросил тебя?
Дерзко ухмыльнувшись, Вадим деловито посмотрел на циферблат своих наручных часов. Придурок. Мужику сорок лет, а он как малое дитя хвастается новой игрушкой, мол, посмотри, как я классно живу без тебя — купил дорогие часы. Но я не оценила. Мне как бы плевать на Астапова с высокой колокольни, только хрен моржовый всё никак не хочет этого признавать.
— Так что там с жизнью твоей, а, Тонь? — продолжил Вадик, устав ожидать от меня ответа.
— С моей жизнью всё прекрасно.
— Угу, я так и понял. Костюмчик на тебе старенький. Ты его позапрошлым летом купила. Пора бы выбросить, — на фразу Вадима я закатила глаза: чья корова мычала, а его бы молчала. Ходит в одной и той же рубашке уже лет пять, там даже воротник изнутри порыжел. — Что не дарит тебе подарки любовничек? Видишь как! А муж дарил, но он же у тебя плохой, да? Не заботился.
— Астапов, закрой свой рот и не порть мне настроение.
— А чего так? Правда в глаза колет? Так мы ж близкие люди, Тонь. Кто, как не близкие люди, скажут честно, глядя в лицо, что ты оступился. Совершил ошибку и теперь катишься в пропасть. Хреново выглядишь, Тонь. Такое ощущение, что всю ночь не спала, а проплакала в подушку.
— Астапов… — через зубы. — Если ты сейчас не закроешься, я закрою тебе рот вот этим!
Помахав перед мордой мужа глянцевым журналом, ощутила некое облегчение. Хотя нервы всё ещё были на пределе. И я не знаю, как не прибила Астапова на том диване в свадебном салоне. Разозлил — мягко сказано. Он из себя меня вывел, довёл до точки кипения! Ишь какой долб@б продвинутый. Типа пришёл помочь дочке определиться с выбором свадебного платья, а на самом деле оторвал свой жирный зад от стула, чтоб лишний раз зацепить меня. Хотел вывести на эмоции, расшевелить, а не получилось!
К тому времени как Санька вышла из примерочной, мы с Вадимом сидели по разным краям дивана. Я первой вскочила на ноги, увидев дочку. Подбежав к ней, взяла её за руки. Губы растянулись до самых ушей.
— Боже, Санька. Это оно! То самое платье, — с восторгом поделилась я.
— Правда, мам? — я кивнула и дочка перевела взгляд на Вадика: — А ты что скажешь, пап? Красивое?
Будто подобрев и будто не он каких-то шестьдесят