Не дернешь.

Выводить стому не так сложно, как потом исправлять неправильно выведенную. Это ж, по сути, новую делать нужно, да еще и старую оставлять.

Ой, капец.

Набираю номер Игнатова, он неплохой хирург общей практики. Молодой, но подающий надежды.

— Кирилл, привет! В отделение подъехать сможешь? — начинаю без предисловий. На хождение вокруг да около времени нет.

— Смогу, — соглашается моментально. — Помощь нужна?

— Да, — киваю, сам не знаю зачем. Совсем погрузился в свои мысли. — Ты через сколько сможешь быть?

— Через сколько надо? — отвечает вопросом на вопрос. — Что будем делать?

— Ребенка уже готовят к операции, — предупреждаю товарища. — А делать… — вздыхаю устало. Зла, блин, на эту рукожопую нет! — За Рузановой ошибки исправлять будем.

— Опять, да? — произносит обреченно.

— Не опять, а снова, — поправляю с горькой ухмылкой. — Стому выводить заново.

— Понял тебя. — Тон голоса у Игнатова тут же меняется. Становится собранным и деловым. — Буду через десять минут.

— Да ладно?! — охреневаю. — На вертолете, что ли, прилетишь?

— Если бы, — усмехается. — Я еще не уехал. Ночевал у подруги неподалеку.

— Оу. — Кажется, кое-кому я испортил прекрасное утро. — Прости, что отвлек.

— Да ладно! Забей, — отмахивается. — Такова наша жизнь.

— О да, — не могу не согласиться. — Я пошел мыться. На наркозе Хмельницкий.

— Отлично! — говорит бодро. — Поработать с тобой и Хмельницким в субботу. Бесценно!

— А то! — смеюсь. — Давай приходи, — возвращаюсь к серьезному тону. — Ждем тебя.

Кладу трубку.

Отправляюсь в операционную, начинаю мыться. В голове с каждой минутой все четче прорабатывается план операции.

Глава 28. Маша

Второй час подряд кручу в руках телефон и никак не решаюсь прослушать голосовые сообщения, что Леша прислал мне ночью.

С одной стороны уж очень хочется это сделать, а с другой… Как-то слишком тревожно.

Может быть, Высоцкий говорит правду, утверждая, что ничего не посылал? Ведь зная Лизу, понимаешь, на что она способна.

Лизка не погнушалась довести меня едва ли не до аборта, а тут всего лишь звонки. И сообщения в менеджере.

Ну ее нафиг!

Приняв решение твердой рукой, удаляю голосовые. Раз Леша говорит, что это не он, то они мне не нужны.

Высоцкий не врет. Ему можно верить.

На душе сразу становится как-то спокойнее. Сразу легче дышится. Красота!

Так часто бывает, когда делаешь правильный выбор. Значит, я не ошиблась.

Левушка пообедал и теперь спит. С каждым днем ему становится все лучше, и я не могу не радоваться этому.

Скоро нас выпишут, и мы уедем отсюда.

Вдруг в сердце появляется грусть и печаль.

Если нас выпишут, то Леша тоже из жизни исчезнет. Вряд ли он станет разрываться между больницей, своим домом и мной.

Тоска заполняет душу, на глаза наворачиваются слезы. Мне становится так горько, что хоть рыдай.

Ложусь на кровать, отворачиваюсь к стене и закрываю глаза. Непрошеные слезы текут по щекам, сдержать их не вышло.

— Маша, ты здесь? — За спиной слышу Лешин голос.

Плохое настроение сразу же исчезает, словно его и не было вовсе.

— Да, — разворачиваюсь лицом к двери, сажусь на постели. — Операция прошла успешно? — искренне интересуюсь.

— Нормально, — произносит уверенно. — С ребенком теперь все будет хорошо.

В синей шапочке, в накинутой поверх формы специальной кофте-халате Высоцкий выглядит счастливым. Глаза блестят.

— Как Левушка? — Он подходит к детской кроватке и внимательно смотрит на малыша.

— Он в порядке, — говорю правду. — Покушал, спит.

Высоцкий бережно, чтобы не разбудить спящего пациента, поднимает одеяло, заглядывает вниз. Осматривает нашу красивую и многострадальную попу.

— Как проснется, можешь отвязывать, — выдает свое резюме.

От радости хочется прыгать.

Левушка больше не будет привязан! Он сможет сидеть, ползать, стоять, играть!

Какое же счастье!

— Как спрятать мочевой катетер, знаешь? — Новым вопросом Леша вмиг спускает меня на землю.

— Нет, — признаюсь. Смотрю на мужчину растерянно. — Что с ним надо сделать?

Я, если честно, даже трогать эту желтую штуку боюсь! Меня напугали, когда рассказали, что случится, если ребенок его вырвет.

Оказывается, там не просто трубка. А еще раздут какой-то шарик. Если сильно дернуть, то этот шарик порвет шейку мочевого пузыря и уретру.

Ужас ужасный! Я даже представлять подобного не хочу.

Страшно.

— Надеваешь подгузник так, чтобы катетер оказался снаружи. Подгибаешь и надеваешь второй подгузник сверху, — объясняет мне на пальцах.

С трудом, но, кажется, понимаю.

— Два подгузника влезут? — сомневаюсь в затее, но Леше верю больше, чем себе.

— Влезут, — ухмыляется. Затем, аккуратно укрыв Леву, отходит от кроватки и подходит ко мне. — Съела или выкинула? — показывает в сторону пустых контейнеров.

— Съела, — отвечаю, краснея. — Спасибо. Было вкусно.

Леша довольно улыбается.

— Ужин принести? — спрашивает, внимательно следя за моей реакцией.

От этого смущаюсь еще сильнее. Бросаю взгляд на спящего сынишку и опускаю глаза в пол.

После устроенного мною утром скандала просить принести ужин… Ну такое себе.

— Нет, спасибо, — мягко отказываюсь.

— Значит, принести, — ухмыляется. — Тебя ничто не исправит, — обреченно качает головой. — Когда ты уже о помощи научишься просить?

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Ты об этом хочешь поговорить?

— Я хочу поговорить с тобой на другую тему, — произносит серьезно и мельком бросает взгляд на Левушку.

— Давай не сейчас, — прошу его.

Я не готова к признаниям. А без них вместо нормального разговора получится самый обычный скандал.

— Когда? — подходит ближе.

Чувствую тепло его тела, и у меня подкашиваются ноги. Надо бы сделать шаг назад, только идти некуда. Да и не хочется.

— Скоро, — обещаю.

— Когда? — более настойчиво произносит он.

Кусаю губы, поднимаю глаза. И встречаюсь с его пламенным взглядом.

Он наклоняется низко-низко, застывает в миллиметре от моих губ.

— Ты никуда от меня не денешься, мышка, — шепчет.

Его губы касаются моих при каждом слове. Мурашки по коже, мысли прочь из головы.

— Я знаю, — шепчу в ответ.

Между нами тонкая, но неимоверно прочная нить. Мы чувствуем друг друга сердцем.

— А чего тогда дрожишь? — спрашивает, проводя руками по моим предплечьям.

— Мне страшно, — признаюсь. Ни на мгновение не отвожу от него взгляда.

— Ты боишься меня? — удивляется Леша. В его голосе слышится сталь.

— Нет, — мотаю в разные стороны головой. — Не тебя.

— А кого? — продолжает допытываться.

— Потерять тебя боюсь, — вздыхаю.

Вспоминаю боль, через которую мне пришлось пройти, и на глаза наворачиваются слезы. Не уверена, что выдержу еще нечто подобное хоть раз.

— Ты меня не потеряешь, — говорит с жаром. — Обещаю! Я не позволю нам опять друг друга потерять.

Леша крепко прижимает меня к своей груди, гладит по волосам, рука с головы плавно перемещается на спину.

Поднимаю глаза. Вижу его полный любви и нежности взгляд.

И вдруг понимаю. Он никогда меня не обидит.