Боже, да это прямо подарок судьбы какой-то!

И почему я должна от него отказываться? Только потому, что это когда-то закончится? И будет больно? Ну так все когда-то закончится…

Почему я думаю о том, что будет, а не живу в том, что сейчас происходит?

Если подумать, у меня же все хорошо!

Универ, где я учусь на бюджете, и хорошо учусь! Жилье, за которое плачу минималку.

Работа… Ну, ладно, с работой прокол пока что, но в перспективе-то она будет!

И парень.

Красивый, по нему весь универ стонет. А он вокруг меня прыгает… Почему-то. И какая разница, почему?

Нравлюсь я ему, значит. Не стал бы парень, которому девушка не нравится или нужна только для секса, вот так носиться с ней!

Не стал бы так сильно ревновать, в окна лазить, ухаживать за травмированной ногой, дарить дорогие подарки.

Да и вообще, так себя вести, как ведет Курпатов!

Боже, да я – курица слепая, привыкшая к тому, что все вокруг все делают с умыслом!

Надо верить людям, Сонька. Надо!

Конечно, не все радужно в моей жизни. Имеется в анамнезе и придурок отчим со своими угрозами, и непонятный папаша со своими сообщениями…

Но это все где-то далеко, не здесь! Не сейчас!

А сейчас у меня есть теплый осенний вечер, горячий чай, офигенный парень и огромное звездное небо над головой.

И я счастлива!

Счастлива!

Так легко это осознать, оказывается.

Надо просто расслабиться.

Платон выходит на балкон, обнимает со спины, устраивает свой тяжёлый подбородок мне на макушку.

Улыбается, я чувствую.

– Ну, как успехи? – интересуюсь я.

– Похоже, мы с деньжатами, детка.

– У нас ужин.

– Давай ужин, я ещё поработаю. Как твоя нога?

– Немного побаливает.

– Бедная девочка, – он присаживается на корточки и начинает мягко наглаживать моё пострадавшее бедро.

Коротко вздыхаю, ощущая ласковые настойчивые прикосновения ладоней. Горячо… Приятно…

Отставляю уже пустую кружку на подоконник подальше, хочу повернуться, но Платон не пускает.

– Ч-ш-ш-ш… Малыш… Стой так…

Ладони скользят выше, под юбку, прерывисто выдыхаю:

– Что ты?..

– Просто хочу посмотреть, как на тебе трусики сидят… Можно?

Впрочем, вопрос этот чисто риторический, потому что моего разрешения он не ждет.

Задирает юбку, жадно сжимает ягодицы, матерится тихо и восхищенно:

– Охуенная задница, малыш… Просто отпад…

А затем… Кусает!

Кусает прямо через кружево белья!

Я взвизгиваю от неожиданности, чуть ли не подпрыгиваю, и только властные ладони Платона удерживают меня на месте. Снова хочу повернуться, теперь уже, чтоб высказать свое недовольство на такую бесцеремонность. И больно же!

Но Платон тут же смачно целует место укуса, и по коже разлетаются искры удовольствия.

Выгибаюсь с легким стоном, невольно оттопыриваю пятую точку, и Платон одобрительно ворчит что-то, мягко наглаживая и нацеловывая меня.

Прикрываю веки, погружаясь в новые для себя ощущения. Ну а что? Не каждый день меня шикарный парень в попу целует… Это надо хорошенько запомнить, запечатлеть на подкорке, так сказать… Чтоб было потом, что вспомнить.

Погружение протекает плавно и настолько полно, что пропускаю момент, когда Платон перестает целовать… Встает, прижимает меня всем телом к подоконнику… И я понимаю, что на мне уже нет белья! Когда, как успел снять? И, самое главное, что и на Курпатове нет ничего!

Снова пытаюсь повернуться, в этот раз, чтоб тормознуть его, потому что к голой моей заднице очень определяюще прижимается уже вполне готовый и чрезвычайно серьезно настроенный член. А мы на балконе, вообще-то! И, пусть нас не видно совсем, высокий этаж, да и темно, но все равно… Это как-то… Неправильно… И неприлично… И… Ах… Бо-о-оже…

Не успеваю я, вобщем, ничего возразить по существу вопроса.

Обалдело таращусь в темноту перед собой, выгибаясь невольно еще сильнее, потому что очень хочется так сделать. Хочется, чтоб до конца, до основания, полностью… Ой…

И Курпатов не обманывает ожиданий.

Возбужденно шепчет в ухо:

– Не опирайся на больную ножку, малыш… Вот так… Повыше ее чуть-чуть… Да-а-а… Горячая какая… Да-а-а…

Жесткий, большой, он медленно, аккуратно набирает темп, так, чтоб и в самом деле как можно меньше травмировать мою ногу. И это его поведение, такое отличное от того, что происходило между нами раньше, заводит еще сильнее.

По-другому, нежно и томно, словно я – мягкое желе, обволакивающее собою, поглощающее любую жесткость, любое вторжение…

– Охренеть, малыш, охренеть… – Платон постепенно теряет контроль над своими действиями, и это тоже сносит мне крышу. Невероятно круто, когда такой парень теряет голову от секса с тобой. Хочется еще больше ему дать, еще больше позволить, просто для того, чтоб улетел окончательно. И самой улететь вместе с ним.

Нет ничего слаще этого, клянусь!

Меня выносит за пределы сознания, вскрикиваю на каждое жесткое движение, на каждый удар его тела, и тяжелая ладонь закрывает мне губы, не позволяя вырываться звукам, а жаркий шепот оглушает:

– Не кричи, малыш, тише, тише… А то соседи все курить выскочат… А нам советчики нужны? Не-е-е-ет…

Это его хриплое, возбужденное, властное “не-е-ет” окончательно выбивает меня из этой реальности, слезы льются из глаз, картинка звезд, с интересом глядящих на нас, мутнеет и крутится.

– Охуенно полечились, малыш, – шепчет Платон, жарко выдыхая мне в макушку, – кайф… Но пошли в кроватку уже, наконец. Так хочется тебя выебать на нормальной поверхности…

Он поправляет штаны, разворачивает мое мягкое после оргазма тело, глубоко и вдумчиво целует безвольные губы, а затем подхватывает под ягодицы, словно маленькую девочку. Взвизгиваю и обнимаю его за талию ногами, и за шею – руками.

– Полетаем, малыш? – смеется Платон, – я с тобой охеренно летаю. А ты?

А я с тобой уже улетела, Курпатов…

Голова, по крайней мере, все еще не со мной…

И нет, это не страшно.

Это ох-ре-нен-но!

Глава 20

Утром я долго смотрю на широкую спину Платона, мирно играющего у своего навороченного рабочего места в какую-то крутую компьютерную игрушку, и думаю о том, насколько быстро могут поменяться жизненные приоритеты.

Буквально вчера еще я не хотела никак себя ограничивать, не видела в будущем ничего, что могло быть связано с этим веселым классным парнем…

А сегодня лежу в его постели, смотрю на голые татуированные плечи, бритый мощный затылок, наушники здоровенные… И не могу насмотреться. Не могу поверить в происходящее.

Он проснулся раньше, потискал меня легонько, судя по всему, желая утреннего удовольствия, но я была настолько сонно-разморенной, что не отреагировала.

И Платон не стал настаивать, тихонько встал, занялся