— Вот так, молодец, — говорю я с улыбкой, пока она продолжает с энтузиазмом что-то бормотать на своем детском языке. Ее попытки говорить кажутся такими смешными и милыми, что я невольно ощущаю, как внутри меня разливается какое-то теплое чувство.

Закончив кормить Элю, я оставляю ее на несколько минут играть с игрушками, пока набираю номер ресепшена отеля и прошу прислать врача для Булата. Персонал обещает, что врач придет в ближайшее время. Это немного успокаивает меня, и я снова возвращаюсь к Эле, которая уже успела разбросать игрушки по всей комнате и теперь тянет к ним свои пухлые ручки.

— Ну что, хватит тебе играть, пора к папе, — говорю я, поднимая ее на руки.

Она сразу же прижимается ко мне, как ласковый котенок. Мы возвращаемся в комнату Булата, где он, вопреки моим предупреждениям, пытается подняться.

— Ты опять не слушаешься, — говорю я, стоя на пороге и наблюдая, как он снова пытается встать с постели.

— Я справлюсь, — устало отзывается он, но видно, что силы уже почти покинули его.

— Нет, ты не справишься, — резко говорю я, подойдя ближе и буквально заставляя его лечь обратно. — Врач скоро придет, а пока ты должен отдыхать.

Булат смотрит на меня, и его взгляд полон упрямства, но в этот раз он не спорит. Видимо, жар настолько сильный, что даже его обычное стремление все контролировать не дает нужного результата. Эля тем временем тянет ручки к отцу, лепечет что-то, и я вижу, как его лицо смягчается, когда он смотрит на нее. Я сажусь рядом на стул, удерживая Элю на руках, пока она тянет свои пальчики к Булату. Ее лепет разгоняет напряженность в комнате, и я чувствую, как что-то меняется. Пусть это всего лишь небольшой момент, но в нем чувствуется тепло, которого между нами не было уже давно.

— Я позабочусь о тебе, — добавляю я тихо, глядя на Булата. Он смотрит на меня, и в его взгляде мелькает благодарность, хотя я знаю, что он не скажет этого вслух.

— Я не умираю, — хрипло отвечает он, но я качаю головой, показывая, что в этот раз у него нет выбора.

Врач приходит через несколько минут и осматривает Булата, подтверждая мои опасения: у него высокая температура и он сильно ослаб. Ему нужно остаться в постели как минимум на день-два, чтобы восстановиться. Я провожаю врача до двери и возвращаюсь в комнату, решительно собираясь выполнить свою задачу — следить за тем, чтобы Булат отдыхал, а Эля получала заботу, даже если это ему не нравится.

— Ты мне это еще припомнишь, — шутит он, когда я даю ему выпить лекарство.

— Может быть, — отвечаю я с улыбкой. — Но сначала ты поправишься.

* * *

Лежу в постели, чувствуя, как жар ломает все тело. Каждое движение дается с трудом, но больше всего раздражает то, что я не могу сам заботиться о своей дочке. Эля в другой комнате, и я слышу ее счастливую болтовню, когда Алиса кормит ее ужином.

Алиса.

Она уже несколько часов занимается нами, ухаживает за мной так, как будто ей это действительно важно. Я наблюдаю за ней исподтишка, не показывая, что ее забота задевает меня больше, чем должна. Когда она входит в мою спальню с подносом, чтобы принести мне чай и лекарства, я не могу оторвать от нее взгляд.

Алиса уверенно двигается по комнате, словно всегда была здесь. Она спокойна, сосредоточена, и ее присутствие, как ни странно, действует на меня успокаивающе. Но я стараюсь не показывать, что меня это волнует. Это неправильно. Это не должно происходить. Наши отношения — это просто сделка, временное соглашение, в котором нет места чувствам. И чем больше я привыкаю к ее заботе, тем сильнее понимаю, что это может все усложнить.

Алиса ставит поднос рядом с кроватью, ее взгляд коротко скользит по мне. Я стараюсь не встречаться с ней глазами, не выдавать, что наблюдаю за ней.

— Тебе нужно пить больше воды, — говорит она, протягивая мне стакан.

— Я справлюсь сам, — ворчу в ответ, чувствуя, как раздражение нарастает.

Но не на нее. На себя. На то, как мне нравится ее внимание. Как хочется притянуть ее к себе поближе, чтобы почувствовать ее запах — нежный и женственный. Если бы она не была так красива, даже без макияжа, с собранными кое-как волосами и в платье с пятном от какой-то каши, мне было бы намного легче. Но это невозможно, потому что красоту этой женщины не испортить ничем.

Она закатывает глаза, но, к счастью, не спорит. Просто молча передает стакан и снова садится в кресло рядом. Я замечаю, как ее пальцы нежно поправляют одеяло, но в каждом ее движении есть что-то осторожное, как будто она старается не навязываться, хотя я явно не оставляю ей выбора. Невольно я снова вспоминаю наши ссоры, ее обиду, которую она прячет за колкостями. Я прекрасно понимаю, почему она не доверяет мне и почему ей сложно находиться рядом. Я предал ее. И хотя мы оба теперь находимся в этой ситуации не по своей воле, она все равно продолжает заботиться обо мне. Это сбивает с толку.

— Булат, — вдруг говорит она тихо, выводя меня из мыслей. — Тебе надо отдохнуть, ты все еще слаб. Я же вижу, как ты напряжен и пытаешься встать при любой возможности. Не переживай об Эле, я позабочусь о ней.

Она кивает в сторону комнаты, где играет моя дочь. Ее взгляд мягкий, и я замечаю, как она старается говорить спокойно, как будто боясь меня разозлить.

— Не нужно, — резко отвечаю я, стараясь подавить свое беспокойство. — Она — моя ответственность. Уверен, завтра я встану на ноги и смогу сам за ней приглядывать.

Алиса вздыхает, но не говорит ни слова в ответ. Я понимаю, что мое поведение нелепо. Но что я могу поделать? Я вижу, как Эля к ней тянется, как счастлива, когда Алиса берет ее на руки. Это неправильно. Эля не должна привязываться к Алисе. Все это временно. Мы с Алисой неизбежно расстанемся, и тогда… тогда Эле будет больно. Я не хочу, чтобы она страдала.

Я