– Как там Кевин, все такой же козел?

– Ты прямо снял у меня с языка. Это невыносимо. Знаешь, на той неделе он сказал посетителю, что Тауэр построил Генрих VIII. Я еле сдержалась от того, чтобы встать и уйти прямо тогда.

Три бифитера ворчат и осуждающе качают головами.

– Кто только нанимает этих клоунов? И эти люди не дают моей девочке работу смотрителя Белой башни, несмотря на то что она знает больше, чем все они вместе взятые.

Отец смотрит на меня с сочувствием. Я морщусь, не зная, что сказать на эту вспышку отцовской любви.

К счастью, он сразу продолжает:

– Хотя это еще ничего, меня вот в понедельник туристка спросила… – Он поднимает бровь, глядя на Годдерса и Чарли, которые дружно закатывают глаза.

– Оно мне точно надо? – стонет Чарли, явно опасаясь услышать то, чем хочет поделиться отец.

– Во-первых, она спросила меня: «Как называется тот мост с башнями по бокам?» Я ответил: «Он называется, как и следовало ожидать, Тауэрский мост, мадам». На что она на полном серьезе сказала: «И он идет через всю реку?»

– Господи Исусе, – бормочет Годдерс и опять заливается своим раскатистым смехом.

Пиво, которого я как раз глотнула, прыскает у меня изо рта прямо на стойку бара.

– Как же ты на это ответил? Интересно, какие мосты строят у нее в стране.

– Что ты ей сказал? – подхватывает Годдерс.

– Ну, сначала я подумал, она шутит, но потом понял, что она ждет ответа. Единственное, что пришло мне в голову, было: «Ну, он же не Тауэрский пирс называется, не так ли?» Честно говоря, она вроде бы озадачилась, а я только и смог спросить, откуда она, и скорее свалил оттуда, чтобы отсмеяться.

В Башне Байуорд у бифитеров имеется маленькая книжечка, куда они записывают самые тупые вопросы, заданные туристами в течение многих лет, с указанием, откуда эти самые туристы приехали. Ее выносят на одной из крутых вечеринок в конце года, а несколько лучших вопросов распечатывают и раздают гостям в качестве развлечения. Мой личный фаворит повторяется довольно часто: «Они специально построили Тауэр рядом с метро?» Ответ на него почти гарантированно или фейспалм, или гомерический хохот. Учитывая, что Тауэр был построен у римской стены Вильгельмом Завоевателем в 1080-х, я очень сомневаюсь, что Вилли в своих планах тогда задумывался об удобстве туристов из далеких 1960-х…

– Тут даже гадать не надо, откуда она… – Трое бифитеров многозначительно смотрят на меня, и все три пары пьяных глаз весело блестят. На щеках у них расцвел румянец, а носы стали темно-красными. Сидя в ряд у бара, они выглядят как рождественские фонарики.

Старинные часы в углу бьют восемь вечера, и из подсобки появляется Баз, точно крохотная кукушка из часов. Редкие волосы у него на макушке торчат вверх и влево; он разглаживает их по лысине и прикрывает плоской кепкой. Баз все еще трет глаза спросонья, пока ковыляет к бару, подтяжки волочатся за ним по полу. Он наливает себе стакан джина с водой и плюхает туда таблетку витамина С.

– Чувствуешь себя так же паршиво, как выглядишь, а, Баз? – еле выговаривает отец и получает в ответ средний палец через плечо.

– Нужна помощь сегодня, Баз? – спрашиваю я, глядя на то, как он сражается со своими подтяжками, и сочувственно морщусь, когда они отстреливают с плеча ему в лицо. – Я могу побыть барменом на этот вечер. Делать мне все равно нечего, и я не горю желанием укладывать вот этого в постель. – Я большим пальцем показываю на отца, чья голова начала клониться прямо в открытую пачку свиных шкварок, которую он ухитрился умыкнуть за спиной у База.

Справившись наконец с подтяжками – хотя одна из них вся перекрутилась у него на спине аж до самых штанов, – Баз подходит к моему стулу и благодарно ерошит мне волосы.

– Ты потрясающая, потрясающая молодая леди. Дай бог тебе здоровья, Мэгги.

Широко улыбаясь, я отмахиваюсь от него, и он ковыляет обратно в подсобку, со стоном взбалтывая свой опохмелительный коктейль. Я занимаю его место за барной стойкой, и как раз начинают появляться первые посетители. Помещение заполняется людьми в черных костюмах и коктейльных платьях, и вскоре вокруг трех мужчин у бара образуется толпа.

– Так, вы, старики, – Годдерс, Чарли и отец вздрагивают от моих слов, поскольку уже почти успели заснуть, – идите-ка по домам и выпейте по чашке чая. Вас ждет постель, а меня – работа.

Глава 7

Единственное, чем я могу ответить на стук в дверь моей спальни, – это стон, похожий на вопль неандертальца. Я уткнулась лицом в подушку, лежа на кровати мертвым грузом. Я по-прежнему полностью одета, в джинсах, которые так и не сняла ночью, и знаю, что моя подушка перемазана косметикой. Единственная часть моего тела, которую я чувствую, – это голова: она болит так сильно, что всего остального, от шеи до самых пяток, я просто не ощущаю.

В дверь заглядывает отец.

– Доброе утро, красавица.

Только отец может посмотреть на меня сейчас – с космами, которые, вопреки законам гравитации, местами встали дыбом и спутались в засохший ком на потном затылке, – и все-таки назвать «красавицей». В ответ я лишь испускаю еще один стон. Мозг у меня в данный момент как у годовалого младенца, а тело и энергия как у трупа, зато отец – человек, который заснул вчера в восемь вечера, сидя на барном стуле, – свеж, как огурчик. Пританцовывая, он входит в комнату и приносит мне столь необходимый чай.

– Как. Ты. В порядке? Ох… – бурчу я в подушку. Отец хмыкает и садится на краешек моей кровати.

– У меня большой опыт, я двадцать два года прослужил в армии. По вечерам мы регулярно собирались выпить, а в шесть утра уже надо было быть на посту как штык, в начищенных ботинках, отглаженной форме и способным метко стрелять.

Он смеется, когда я испускаю очередной стон, и протягивает мне чашку чая и две болеутоляющих таблетки.

Бормоча «спасибо», я их проглатываю и замираю, чтобы убедиться, что они не попросятся обратно.

– Так у тебя теперь есть куча чаевых?

– Остановимся на том, что я теперь понимаю, почему Баз вечно с похмелья. – Я тру виски в надежде облегчить жуткую боль. – Мне приходилось выливать пинты в раковину, потому что они покупали мне больше, чем я физически способна выпить. Уверена, они пытались утопить меня изнутри.

– Пока дойдешь до работы, тебе полегчает.

Работа. Снова работа. Черт.

– Мне и в обычный-то день тошно