Я попросила секретаря посидеть с ним немного, Макс спокойно играл в моем кабинете, я взяла из дома ему пару игрушек. У нее все равно дел больше никаких нет, пусть и это не ее обязанность, но я спросила, не будет ли для нее это сложно! И я понятия не имею, каким образом он оказался у Кости.

Выбегаю из отдела, залетаю к себе в кабинет. Лена сидит на диванчике и при виде меня вскакивает и начинает тараторить:

— Светлана Юрьевна, я на минуту в туалет отошла, пришла, а его нет! Я все обыскала, простите меня, пожалуйста, я…

— Успокойся, он со своим отцом, — слетает с моего языка так легко, словно я не боялась этих слов долгих три года.

Подхожу к зеркалу, пытаюсь привести себя в порядок. Вся дрожу, точно осиновый лист. Сейчас зайду и расскажу ему сразу всю правду и пусть делает с ней, что хочет. Я устала молчать, да и нет смысла больше.

Он… он просто забрал Макса себе. Сказал, закажет еду, спросил, все ли ему можно. Разве это не забота? Разве это не то, что должно быть у хорошего отца? Господи, как мне плохо… Пока дойду до кабинета, упаду в обморок.

Как же сильно я боюсь его реакции.

Ладно, к черту. Надо оторвать как пластырь, все равно от этого уже никуда не деться.

Иду. Стук каблуков раздражает и словно бьет по черепной коробке, не могу совладать со своими эмоциями.

Новый секретарь Леша — очень милый парнишка — сидит за компьютером в приемной и приветствует меня улыбкой. Я знаю, что Костя в кабинете, но просто наглеть и залетать туда не хочу, поэтому спрашиваю:

— У себя? Не занят?

— О… — теряется Леша, — он там с сыном, я не уверен, что…

С сыном. Он там с сыном. Говорила же, что они как две капли воды, любой поймет.

Понял ли Костя?

— О, спасибо, но не волнуйся, это и мой сын тоже, — шокирую парня и все-таки захожу в кабинет, чтобы…

Чтобы умереть на месте.

Потому что я все еще не готова к тем картинам, которые заставляет меня лицезреть этот мужчина. Я каждый день любуюсь на фотографию, которую сделала у себя в кабинете, когда они уснули. А теперь они сидят за столом владельца этой фирмы и лопают картофельное пюре. Макс сидит на коленях у Кости, а тот кормит его из ложечки.

Я как должна на все это реагировать, как?

Слезами.

И вдруг Костя поднимает на меня взгляд. И мне даже слов не надо, чтобы понять, что он все знает. Догадался сам или выпытал у Ильи — мне все равно. Он все знает. Он знает, что Макс его сын. И судя по тому, как сладко они тут сидят — его не расстроила эта новость.

А еще он знает, что сообщила ему об этом не я. И это мое наказание за долгое молчание. Но я так хотела сама…

— Привет, — говорю им. Губы дрожат, в глазах слезы. Пальцы трясутся, а сердце вообще, кажется, остановилось и не понимает, как ему стучать дальше. Что мне вообще делать? Удивительно, но теперь я чувствую себя лишней на этом празднике жизни.

— Привет, — говорит Костя спокойно.

— Мама, пилет! — машет мне рукой Макс.

— Привет, мой сладкий. Как вы тут?

— Едим. Присоединишься?

— А стоит? — спрашиваю. Господи, как сильно дрожит у меня голос!

— Я заказал на всех. Проходи.

Меня дико пугает его спокойный голос. Это точно обманчиво, я знаю. И я очень боюсь того, что будет после. Подозреваю, что он не устраивает скандал при ребенке, за что ему огромное спасибо.

Но что же будет потом?..

Глава 20. Света

Мы поели. Молча. При этом Макс все время сидел на руках у Кости и тот кормил его с ложечки. Мне кусок в горло не лез, но я сделала вид, что пообедала, потому что точно знаю, что Костя заставил бы меня съесть хоть что-то.

А потом Костя сказал, что на сегодня мы свободны. И… вызвал нам такси.

Не знаю, как это понимать, но я не сопротивлялась. Просто схватила ребенка и вылетела из офиса так быстро, как только могла.

Меня колотит. Так сильно, что почти больно. Он увольняет меня? Или что? Почему отпустил? У меня куча работы…

Я, конечно, не знаю, как работала бы с Максом, но я отпросила его из сада для того, чтобы рассказать все Косте, а вышло… как вышло. Все как обычно, в общем-то.

И вот мы дома. Страшно настолько, что я не могу остановиться на одном месте, просто хожу по квартире из стороны в сторону, заламываю пальцы.

Что мне думать? Он не сказал ни слова. Просто отправил нас домой. Даже Макс замечает мое состояние и спокойно играет в игрушки, пока не начинает зевать. Это единственное, что отвлекает меня от самокопания и я укладываю Макса на дневной сон, полчаса читая ему сказки Пушкина.

Он спит. А я, кажется, больше никогда не смогу уснуть.

Желание позвонить Косте и спросить, что все это означает просто сумасшедшее, но я не рискую. И просто сжимаю телефон в руке, ожидая, что он решит позвонить первым.

И он оправдывает ожидания, правда не звонит, а присылает сообщение.

Костя: Спит?

Света: Да.

Костя: Выходи .

О боже… Он что, приехал?! Нет… нет-нет-нет, я катастрофически не готова к этому! Нет, я… да я умру скорее, чем выйду. От одного только “выходи” все поджилки трясутся. В нем столько злости в этом слове, что у меня начинается тахикардия.

Но я должна. Я правда должна. Раз он приехал — значит, тема не закрыта. А меня должно только радовать то, что он хочет со мной поговорить. Только что ж так страшно?...

И я иду. Как на чертов приговор, правда!

Беру с собой видеоняню, чтобы наблюдать за Максом даже во время разговора в машине, и иду.

Меня колотит, словно я не к начальнику выхожу, а как минимум к Люциферу. Это невозможно. Все это в целом невозможно! Почему все пошло наперекосяк, ну почему…

Выхожу. Его машина стоит прямо под подъездом и Костя даже сейчас выходит, чтобы открыть мне дверь. Сажусь. Тут внутри чувствую себя как в клетке! Еще страшнее!

Ставлю видеоняню на приборную панель, думая о том, что буду смотреть на Макса и успокаиваться. Словно это вообще возможно.

Он садится рядом, за руль, но конечно никуда не едет. Машина — просто место для разговоров.

И я готова вообще ко всему и не готова ни к чему совершенно. Он будет громко кричать?

— И когда ты собиралась рассказать? — задает он первый вопрос. Сразу бьет в самое сердце.

— Сегодня, — усмехаюсь сквозь набежавшие слезы. — Я для этого отпросила Макса из сада. Поняла, что тянуть больше некуда, раз наши отношения вдруг перешли черту, и…

Замолкаю. Вдруг понимаю, что никаких “наших отношений” больше быть не может.

— Тянуть и правда было некуда. Ребенку почти два с половиной, — отрезает он.

— Прости…

Я не могу контролировать слезы. Но этот разговор не мог состояться без них.

— Не надо просить прощения. В конце концов это ты одна воспитывала его все это время, так что тебе не за что извиняться. Просто… ты ведь с самого начала знала, что он мой, да?

— Угу, — я уже вою и киваю сквозь слезы. Меня ломает это на мелкие кусочки.

— Тогда просто скажи, почему? Неужели я настолько дерьмовая кандидатура для отца? Ладно, я никогда не был супер-ответственным, но по крайней мере ты могла бы просить о финансовой помощи, раз думала, что я откажусь от ребенка! Но вместо этого ты просто живешь у подруги, перебиваясь какими-то копейками, потому что долгое время была без работы. Почему, Света? Почему ты решила, что я закрою глаза на то, что мой ребенок нуждается в помощи? Мой, черт возьми, сын!

Он переходит на крик. И я никогда в жизни не буду винить его за эти эмоции. Он имеет на это право и я точно все заслужила, я знаю.

— Сначала я боялась, — признаюсь ему. Заламываю пальцы, глотаю слезы. — Потому что у нас даже не было нормальных отношений, на момент как я узнала о том, что беременна, нас уже ничего не связывало.

— Кроме ребенка внутри тебя, Света. Общего.