В груди ощутимо тяжелеет. Потапов говорит такие вещи, в которые невозможно поверить, только я знаю, вижу, чувствую, что его слова — правда.

— Это взаимно, — толкаю судорожно.

— Тогда супер… — он кивает. Я тоже. И мы приходим к понятному нам обоим безмолвному согласию. — Передай шампунь, — просит он уже совсем буднично.

Я игнорирую его просьбу, смываю с себя пену, после чего беру черный флакон с дозатором и приближаюсь к Максу.

— Можно мне? — открываю шампунь.

Мне хочется помыть ему голову. Не спрашивайте, нахрена. Я сама не знаю. Хочу и всё.

— Тебе все можно, — улыбается.

Тщательно вспенив его густые темные волосы, излишки пены по мохнатой груди размазываю.

— Да-а, ты реально такой волосатый… Как орангутанг.

— Не нравится?

— Очень… нравится, — сжав пальцы, оттягиваю его волоски на груди. — Тебе красиво.

— А ты такая вся гладенькая… и влажная… Хочется тебе… полизать… — с лихой ухмылкой произносит Макс, ныряя ладонью мне между ног.

Непроизвольно потираюсь о его руку, но стопорю себя.

В бане я с ним трахаться точно не буду. Это же как-то… Ну… Фу-у…

Или буду.

С этой мыслью я снова прокатываюсь мокрыми складками по его руке, параллельно возвращая пальцы в пенную шевелюру.

— Приятно пахнет, — зажмурившись, кайфует Макс.

Пена у него уже со лба по лицу стекает.

— Это «Наркотик». Шампунь так называется. В составе одна химия, но пахнет, да, прикольно, — тоже не без удовольствия вдыхаю будоражащий парфюм.

— Шампунь с запахом дури, — смеется Потапов, слепо нащупывая мою задницу. — Класс.

— Ты очень эффектно ухаживаешь и потрясающе подкатываешь, Макс. Я оценила. И не устояла. Да любая бы не устояла, — все это я говорю, воспользовавшись тем, что у Макса глаза закрыты. — Но можешь сильно не стараться. Мне с тобой тоже… просто… хорошо.

Зачерпнув ковшом воду, ополаскиваю его волосы до тех пор, пока вся пена вокруг моих ног не собирается большим пушистым облаком.

— Надо, чтобы было лучше, — булькает Максим, выплевывая попавшую в рот воду.

— Мне кажется, лучше не бывает. И я предлагаю остановиться на этих… десяти днях, чтобы действительно ничего не испортить.

Мы сталкиваемся взглядами, и Макс очень развязным тоном проговаривает:

— А я предлагаю не загадывать.

— Тогда что ты будешь делать, если я снова в тебя влюблюсь? — в штыки воспринимаю его легкомысленное заявление.

— Влюбись — узнаешь, — отбивает он, искушая своим многообещающим взглядом.

От него у меня внутри все сотрясается и следом замирает.

— Нет. Я не буду. Не хочу, — качаю головой, пережив небольшую остановку сердца. — И ты не влюбляйся, ладно?

— Иди сюда… — Макс жестом просит меня приблизиться.

Уперев ладони по сторонам от его бедер, я медленно наклоняюсь:

— Ну что?

— Тебя забыл спросить, что мне делать, — бросает он хлестко и горячо. И следом командует: — Поворачивайся…

13

— Тебя забыл спросить, что мне делать. Поворачивайся…

Я, конечно же, слушаюсь, надеясь, что он снова меня отшлепает после такого властного волеизъявления, но Потапов обескураживает тем, что всего лишь трет мне спинку. Как и обещал.

На этом наш совместный поход в баню завершается.

Дома я скрываюсь в прохладной спаленке, где переодеваюсь в укороченный черный топ из крупной сетки с длинным рукавом. Под него надеваю красный лифчик и в пару к нему такие же стринги, а поверх них черные штаны из эко-кожи на кулиске.

Ресницы не крашу, но карандашом по нижним векам прохожусь и остатками «Кензо» себя пшикаю. Волосы сушу полотенцем, немного мусса для укладки распределяю, взлохмачиваю — прическа готова.

Образ завершают две пары белых носков и старые вязаные тапочки. Потому что никакое желание быть сегодня красивой не победит мою мерзлявость.

— Мань, есть что на меня? — Макс заглядывает в комнату, предварительно постучав. Он по пояс голый — в чёрных джинсах, такой весь беленький и розовенький после бани. — Мм-м, ты наряжаешься? Какая… — его взгляд меняется, когда он им по мне проводит.

— Да просто все остальное, как из задницы. А утюга тут нет. Я вчера сырые шмотки покидала в сумку, а развесить забыла. — Язык прикусываю, заметив как Макс улыбается, слушая мою нелепую отмазку. Вообще-то, я не вру, но нарядилась я действительно специально для него. — У меня есть на тебя футболка, пошли.

С независимым видом протискиваюсь между ним и косяком, прохожу в главную комнату и снимаю с веревки за печкой черную футболку оверсайз с репсовой белой биркой внизу.

— Вот, держи, вроде, высохла, — вручаю ее Максу, ощупав в разных местах.

— Женская? — усмехается тот, с сомнением поглядывая то на меня, то на футболку.

Я глаза закатываю. Мальчики — такие мальчики. В детстве они боятся надеть что-то, что, по их мнению, носят только девочки, дабы не прослыть «уебаном».

Простите за маты. Не мои слова — моего брата.

Но, оказывается, с годами ничего не меняется.

— Не женская, — смеюсь и предъявляю Потапову тканевую этикетку на изнанке. — Вот. Читай. Оверсайз. Унисекс. Не бойся. Это всего лишь футболка, Макс, — пихаю ею в его голую волосатую грудь.

— Надо было сегодня пару купить, — бормочет он, пока одевается. — Я что-то не подумал.

— Мятая только, — расправляю пальцами загибы на его широких плечах и прищуриваюсь, подразниваю: — А это что сейчас было? Футболочный сексизм?

Безразмерная вещица из моего гардероба, что на мне, обычно, болтается пиратским флагом, на Макса садится идеально.

— Очень удобно. Спасибо, — дипломатично отбивает Потапов, делая несколько махов руками, чтобы показать, что ему реально удобно в ней. — Но вот это мне больше нравится, — двигает подбородком, на мою сетку указывая.

— Поменяемся?

— Нет, она мне нравится на тебе, — ухватив за низ топа, обшитого широкой белой резинкой с надписью, тянет меня к себе.

И я шагаю.

— Подкат засчитан, — вписываюсь в него максимально плотно и на автомате целую в гладко выбритый подбородок. Замираем оба. Как подмороженные друг на друга смотрим, пока я наконец не нахожусь с тем, чтобы признаться в не совсем аппетитных делах: — Пошли уже есть. У меня кишки слиплись.

Перевожу дыхание и с пылающими щеками прохожу в кухонную зону, где вцепляюсь руками в столешницу.

Казалось бы, что такого? Мы с Потаповым уже и целовались, и секс у нас был. Но вот этот невинный спонтанный чмок вдруг весь воздух у меня из груди выбил.

— Мань, с чем помочь, говори, — спрашивает Максим, выводя меня из замешательства.

Оглядываюсь заторможенно под мелодию Таривердиева, чей «Вальс для