Как, чёрт возьми, это делается? Где учат этому искусству — подходить ближе не распугивая? Я мастер переговоров, я могу сломать волю конкурента одним намёком, но я абсолютно беспомощен перед простой задачей: показать этой женщине, что она мне небезразлична.

— Может кофе? — срывается у меня с губ, как только мы пересекаем центр холла, голос звучит чуть хрипло. — Или… что-то холодное? После той жары.

Я уже ненавижу себя за эту неуклюжую попытку, но Виктория оборачивается, и в её глазах читается лёгкое удивление. Не испуг, не раздражение — просто удивление. Она, наверное, ожидала, что мы молча пройдём в номер и займёмся рабочими вопросами. К той самой единственной кровати, что теперь, кажется, мне каким-то странным, двусмысленным намёком судьбы.

— Да, кофе, было бы неплохо, — говорит она после секундной паузы. — Эспрессо. Как раз приведём в порядок заметки по переговорам.

Дело. Всегда дело. Это наша общая почва, наш безопасный плацдарм.

— Конечно, — я киваю с облегчением, слишком быстрым, чтобы быть естественным. — Обсудим… итоги.

«Итоги». Какие, к чёрту, итоги? Итог один — я вёл себя как идиот и чуть не угробил сделку из-за того, что какой-то щёголь посмотрел на мою сотрудницу. На Вику.

Находим столик в тихом углу лаундж-зоны. Она садится, достаёт планшет, её пальцы бегут по экрану. Я заказываю два эспрессо. Сижу и смотрю на неё, позволив себе это наконец — просто смотреть. Как мягкий свет бра касается её волос. Как она чуть хмурит брови концентрируясь. Как она прикусывает нижнюю губу, и это сводит меня с ума.

Виктория поднимает на меня взгляд, и я спешно отвожу глаза, делая вид, что изучаю меню. Господи, Демидов, соберись. Ты не подросток.

— Павел Семёнович, — её голос заставляет меня вздрогнуть. — Насчёт завтрашней встречи. Я думаю, мне стоит в самом начале взять инициативу на себя, представить структуру предложения ещё раз. Чтобы задать тон. Как считаете?

— Да, — отвечаю я. — Отличная идея. Вы это делаете блестяще, уверен.

Комплимент выскакивает сам собой. Она замирает, и её пальцы застывают над экраном. Две капельки румянца проступают на скулах. Чёрт, я опять всё порчу.

Но она не отводит взгляд. Она смотрит на меня — пристально, изучающе, будто видит впервые.

— Спасибо, — тихо говорит она и добавляет, но в голосе лёгкая, едва уловимая насмешка: — Постараюсь не допускать… личных дискуссий.

Она помнит. Конечно, помнит. И она дразнит меня. Это… ново. И это не то чтобы неприятно, а скорее любопытно.

Кофе приносят. Я беру крошечную чашку, чувствуя жар керамики через тонкие стенки. Это отвлекает. Даёт точку опоры.

— Виктория, — говорю я, прежде чем мозг успевает остановить меня. — То, что произошло… Это вышло далеко за рамки профессиональной этики. С моей стороны. И я понимаю, что мои слова сейчас могут быть восприняты превратно. Но я хочу, чтобы вы знали: моё… возмущение… было вызвано не сомнением в вашей компетентности. Совсем наоборот.

Она медленно ставит свою чашку на блюдце. Звук лёгкого стука кажется оглушительно громким.

— Тогда чем? — спрашивает она прямо. Без колебаний. Её взгляд тёплый и настороженный одновременно.

И я понимаю, что стою на краю. Один шаг — и назад дороги не будет. Можно отшутиться, сказать что-то про корпоративную культуру и репутацию компании. Отступить на безопасную, привычную территорию.

Но я не хочу отступать.

Я делаю этот шаг.

— Защитой того, что для меня ценно, — говорю я тихо, глядя прямо в её глаза. — Только совсем неумелой и очень глупой.

Слова повисают в воздухе между нами, тяжёлые и звенящие, как удар колокола. Я сказал это. Я перешёл черту, которой чурался все эти годы. «Того, что для меня ценно». Господи, это звучит так пафосно, так откровенно, что хочется тут же сделать глоток обжигающего кофе и сжечь себе язык, лишь бы не видеть её реакции.

Она не отводит взгляда. Её глаза — огромные, чуть распахнутые от удивления — изучают моё лицо, будто пытаясь найти там подвох, скрытую насмешку. Она ждёт, что я сейчас сдамся, отшучусь, накину на себя привычную маску начальника. Как я всегда и делал.

Но я не отвожу взгляд. Пусть видит всё. Пусть видит эту неуклюжую, неприкрытую правду, которую я сам до конца не осознал до этого момента. Моё сердце колотится где-то в горле, глухо и неровно.

Она медленно, очень медленно опускает глаза на свою чашку. Два пятна румянца на её щеках стали явными, алыми. Она не уходит. Не хмурится. Не говорит, что я перешёл все границы. Она просто сидит, и её палец бессознательно водит по краю блюдца.

Тишина становится неловкой, натянутой, но в ней нет уже прежней колючести. Она наполнена тысячью невысказанных вопросов и тысячью возможных ответов.

— Кофе невкусный, — наконец произносит она, и её голос звучит чуть хрипло, глубже обычного.

— Да, — я хрипло выдавливаю из себя и тоже отставляю чашку. — Мерзкая жижа.

Уголки её губ вздрагивают. Не улыбка, ещё нет. Но что-то, тень улыбки, обещание улыбки.

— В этом отеле не умеют готовить нормальный эспрессо, здесь можно пить только латте или капучино, — замечает она, и это простое, бытовое замечание кажется самым гениальным, что я слышал за последние годы, оно спасательный круг, возможность дышать дальше, не пускаясь в пучину откровений, в которой я могу захлебнуться.

— Значит, завтра поищем хорошую кофейню перед встречей, — говорю я, и голос мой, наконец, обретает какую-то твёрдость. Это уже не предложение начальника. Это… приглашение.

Она поднимает на меня глаза и на этот раз выдерживает мой взгляд чуть дольше.

— Хорошая идея, — соглашается она. И добавляет, уже почти шёпотом: — Павел Семёнович.

Моё имя на её устах звучит вдруг как-то по-новому. Не формально, не отстранённо. Тепло. Я киваю, слишком быстро, снова чувствуя себя тем самым мальчишкой.

Пространство между нами наполняется общим пониманием. Хрупким, едва родившимся, но уже существующим. Мы оба знаем, что что-то сдвинулось. Невозможно отменить то, что было сказано. Нельзя забыть, что уже увидел.

Она первая прерывает молчание, возвращая нас в безопасное русло дел.

— Но поработать сегодня всё же придётся. Может лучше переместиться в номер, вы говорили, что хотели мне показать какие-то таблицы для заполнения?

Её безобидная фраза отдаётся совсем не там, где нужно. Я чувствую внутреннее напряжение. Вика просто предложила