он, и его голос, усиленный микрофонами, звучал на весь зал. — В которой меня обвиняют в предательстве памяти моего отца, Виктора Ивановича Орлова.
В зале замерли. Он говорил о том, о чем никогда публично не упоминал.
— Мой отец, — продолжил Орлов, и его голос дрогнул, всего на секунду, — был гениальным инженером и честным человеком. Он построил свою компанию на трёх принципах: качество, честность и уважение к людям. Он учил меня, что главный актив компании — не станки и не деньги, а репутация. Репутация, которую нужно беречь как зеницу ока.
Он сделал паузу, давая словам проникнуть в сознание.
— Когда компания оказалась на грани краха из-за сокрытия информации, репутация была уничтожена. Восстановить её старыми методами — молчанием и отрицанием — было невозможно. Мир изменился. И мне пришлось искать новые пути. Я нашёл человека, который предложил нестандартное решение. Веронику Колесникову.
В зале пронёсся шёпот. Он произнёс её имя. Публично.
— Её методы казались мне безумными. Пиар вместо молчания. Прозрачность вместо закрытости. Юмор вместо официальных заявлений. — Он почти улыбнулся. — Но она оказалась права. Она не просто спасла репутацию компании. Она вернула ей человеческое лицо. И это, я уверен, мой отец оценил бы по достоинству. Потому что он уважал тех, кто не боится брать на себя ответственность и действовать не по шаблону.
Шёпот в зале стих. Журналисты слушали, раскрыв рты. Это была не защита. Это было признание.
— Что касается личных намёков… — Орлов выпрямился, и его голос приобрёл стальные нотки. — Да. Между мной и Вероникой Колесниковой существуют личные отношения. Они начались после её профессиональной победы, по взаимному и искреннему чувству. Я не считаю нужным это скрывать. Потому что ложь и лицемерие — это то, против чего боролся мой отец. А я… я борюсь за своё счастье. И считаю, что имею на это право.
В зале взорвался вспышками фотокамер и возбуждёнными голосами. Орлов поднял руку, требуя тишины.
— И последнее. Статьи, порочащие память моего отца и честь Вероники Колесниковой, являются частью целенаправленной кампании, организованной моей бывшей супругой, Алёной Орловой, в сговоре с моими конкурентами. Сегодня утром я подал против неё и против изданий, опубликовавших клевету, иск о защите чести и достоинства. А также передал в Следственный комитет все имеющиеся у меня доказательства её участие в финансовых махинациях Виктора Матвеева. Дело будет доведено до конца.
Он не стал отвечать на вопросы. Он развернулся и ушёл со сцены под грохот вспышек и оглушительный гвалт.
Вероника смотрела трансляцию из его кабинета, обхватив руками себя. По её лицу текли слёзы. Не от страха, а от гордости. Он не просто защитил её. Он признал её публично. Как профессионала и как женщину. Он поставил на кон всё — свою репутацию, память отца — чтобы защитить их общее право на любовь.
Когда он вошёл в кабинет, она не сказала ни слова. Она просто подошла к нему и обняла его так крепко, как только могла. Он прижал её к себе, и его тело, бывшее таким твёрдым на сцене, сейчас дрожало от напряжения.
— Всё кончено? — прошептала она ему в грудь.
— Нет, — ответил он, его голос был усталым. — Начинается новая жизнь. Без масок. Ты готова?
Она отстранилась, посмотрела ему в глаза и улыбнулась сквозь слёзы.
— А разве у нас когда-нибудь была другая?
Через час пришло сообщение от адвоката Алёны. Короткое и ёмкое: «Госпожа Орлова соглашается на все ваши условия. Она отзывает все иски и претензии. Она уезжает из страны навсегда. Она просит только об одном — оставить её в покое».
Они победили. Ценой огласки, ценной риска, ценой публичной капитуляции. Но они были вместе. И теперь об этом знал весь мир.
Вечером они сидели на полу в гостиной, спиной к дивану, и смотрели, как зажигаются огни города. Между ними стояла тарелка с нелепо нарезанным сыром и открытая бутылка вина.
— Знаешь, — сказал Орлов, задумчиво вращая бокал. — Мой отец… он бы тебя точно одобрил. Ему нравились сильные люди. А ты… ты самая сильная женщина, которую я знаю.
— Ну, я не знаю, — пошутила Вероника, прислоняясь к его плечу. — Твой завтрак мог свалить с ног кого угодно.
Он рассмеялся, и этот смех был лёгким, без привычной горечи.
— Ладно. Завтрак — моя ахиллесова пята. Зато я делаю хороший кофе.
— Это правда, — согласилась она. — И ещё ты неплохо целуешься. Для человека, который старше меня на двадцать лет.
Он повернулся к ней, и в его глазах играли огни города и новая, спокойная нежность.
— На двадцать лет, — повторил он. — И знаешь что? Мне наконец-то стало на них наплевать.
И в этот момент прозвучал звонок в дверь. Неожиданный и резкий. Они переглянулись. Служба безопасности не предупреждала о визитерах.
Орлов нахмурился, поднялся и подошёл к видеопанели. Увидев изображение на экране, он замер, а потом медленно повернулся к Веронике. На его лице было невероятное выражение.
— Это… твой отец, — сказал он. — С двумя большими сумками. И, кажется, он… улыбается.
Вероника вскочила на ноги.
— Папа? Но почему?..
— Думаю, — улыбнулся Орлов, глядя на её изумлённое лицо, — он привёз нам тот самый завтрак, который я не смог испечь. Похоже, наше перемирие официально вступило в силу.
Он нажал кнопку домофона.
— Иван Сергеевич, — сказал он. — Проходите. Дверь открыта. Мы как раз собирались ужинать втроём.
Глава 19: Новая нормальность
Прошло шесть месяцев. Шесть месяцев с тех пор, как Алёна, сломленная и разоблачённая, навсегда покинула страну. Шесть месяцев с той памятной пресс-конференции, после которой Александр Орлов и Вероника Колесникова перестали быть тайной.
Их жизнь кардинально изменилась. Осада крепости закончилась. Папарацци, не найдя нового «хлеба», постепенно потеряли интерес. Скандал с «завышенным гонораром» был благополучно закрыт за отсутствием состава преступления. Репутация Вероники не просто восстановилась — она стала легендарной. Её теперь называли не «любовницей Орлова», а «кризис-менеджером, который смог невозможное». Ей поступали предложения о работе от крупнейших компаний, но она вежливо отказывалась.
Она осталась в «Орлов Групп», но теперь на других правах. Она возглавила новое, созданное специально для неё направление — «Стратегические коммуникации и устойчивое развитие». Её кабинет был теперь рядом с кабинетом Орлова, и они были не начальником и подчинённой, а партнёрами. Равными.
Их рабочие