таким образом опираясь на нее и одаривает меня взглядом, под которым я себя действительно несмышленым котенком чувствую.
— А ты и есть, котенок, — с серьезным видом произносит бабушка, — а опора, Кирочка, поддержка, нужны всем. И мужчина рядом надежный нужен.
— Бабуль, ну только не начинай снова.
— А что не начинай? Твой этот, как его?
— Павлик.
— Журавлик, — морщась, будто кислой капусты отведала, произносит бабушка, — улетит, как только на горизонте засияет гнездышко поинтереснее.
— Да с чего ты взяла бабуль? — обидно вообще-то.
— А с того и взяла, что ответственности он на себя никакой брать не хочет.
— Бабуль, ну сейчас время уже не то, — оправдываюсь, отводя взгляд, — сейчас за себя ответственность нужно самой нести.
— Время, Кира, всегда одинаковое, — вздыхает бабушка, потом тянется к небольшой деревянной шкатулке не подоконнике и достает из нее самодельную папироску.
— Бабуль! Ну куда ты опять курить.
— Не опять, а снова, — закуривает, а я только вздыхая возмущенно, — так вот Павлик твой никакущий, только время с ним тратишь зря и силы.
— Ну ты не права сейчас бабуль, все не так, — говорю тихо.
— То есть серьезно это у вас все? Да? — щурится хитро. — Тогда чего ж он до сих пор познакомиться не приехал? Поди несколько лет тебе уже голову морочит.
Смотрю на бабушку и не знаю, что ответить. Паша действительно не рвется знакомиться с моей бабушкой.
— То-то и оно, ни ответственности, ничего. Зачем такой мужик нужен, если в нем опоры нет?
— Ба, давай закроем тему, — прошу тихо, — я же к тебе приехала не для того, чтобы ссориться.
Глава 2
Несколько дней спустя
— Ну вот и все, а ты боялся, — обработав раны, улыбаюсь и поглаживаю малыша-котейку, попавшего к нам на днях с рваными ранами на ушке и задней лапке, и отправляю его во временное жилище. По крайней мере надеюсь, что временное. Таких маленьких пушистиков обычно быстро забирают.
— Кир, а вот эти коробки, с ними что делать? — за спиной раздается голос напарницы.
Саша указывает пальцем на большие картонные коробки у стены.
Смотрю на нераспакованный корм и вздыхаю. Блин, забыла. Так и знала, что что-то забыла, и Леша уже ушел, а корм в коробках тяжелый, тягать его еще, тут бы совсем не помешала мужская рука.
А из мужиков у нас тут только двое: Михалыч — ветеринар по вызову, мужик добрый, но с больной спиной, да Леша — студент на волонтерских началах, за спасибо работает, соответственно, и задерживаться у него обязанности нет.
Да и неудивительно это, кому захочется терять время и силы в приюте для животных, где не зарплата, а смех да и только, по нынешним меркам. Только святым, наверное.
Устало падаю на стул и роняю на стол голову, с шумом стукнувшись о деревянную поверхность, начинаю хныкать.
— Ты чего? — слышу неподдельное удивление в голосе Сашки.
— Да ничего, забыла, их распаковать надо, там корм сухой, и в кладовку отнести, — протягиваю и снова хнычу, совсем как ребенок.
Иногда очень хочется, кстати, снова побыть ребенком. Вернуться в прошлое, где ничего не надо было решать, где были мама и папа, бабушка и дедушка, а я была единственной и самой любимой принцессой на свете.
— Да ладно тебе, чего ты расстраиваешься, сделаем сейчас, — пытается подбодрить меня Сашка, — нас же двое.
Поднимаю голову, смотрю на улыбающуюся Сашку и правда не понимаю, откуда она такая взялась.
Девочка в дорогущих шмотках, не то чтобы я разбираюсь, но не заметить название бренда, о котором слышал каждый, хотя бы на той же сумочке, даже я не могла.
Да и водители на крутых черных автомобилях простых студенток не возят.
И вот это чудо, в хорошем смысле, берется за любую работу, которую ей дают в Богом забытом приюте для животных.
Ладно, может не совсем забытом и не так уж у нас плохо, но все же.
Не место это для таких, как Саша. Ей бы по магазинам ходить, на острова кататься, о дорогущем маникюре заботиться, да вообще — о чем угодно заботиться, но только не тяжеленные коробки разгружать и с больными котятами возиться.
Подпираю ладонями подбородок и продолжаю разглядывать относительно недавно свалившегося нам на голову волонтера в лице Саши.
— Что ты здесь вообще делаешь? — я правда держалась.
Несколько недель себя одергиваю, но вопрос по-прежнему крутится в моей голове.
— В смысле? — она удивленно округляет глаза.
— В прямом, — пожимаю плечами, — ты же явно из другого мира, — улыбаюсь.
— Из какого еще другого? — хмурится.
— Не придуривайся, ты меня прекрасно поняла.
— Мне нравится здесь, — окидывает взглядом помещение, — и я животных люблю, а завести пока не могу.
— Родители не разрешают?
— Да нет, просто это же ответственность большая, неуверенна, что готова к ней.
Смотрю на нее, не сводя глаз, и думаю: то ли я зачерствела за последние пару лет, то ли она в самом деле не от мира сего.
Я в течение нескольких лет имела “удовольствие” работать с дамочками ее круга. Возраста они были разного, зато манеры и открытая пренебрежительность у всех были исключительно одинаковыми.
Обслуживающий персонал для них зачастую являлся просто грязью под ногтями. Потому, когда Сашка впервые показалась у нас в приюте — пришла по объявлению о наборе волонтеров — мы всем коллективом отнеслись к ее появлению весьма настороженно, с большой долей скептицизма.
Кое-кто даже подумывал, что мажоры какой-то глупый розыгрыш затеяли, мало ли какие сейчас развлечения у детей богатых родителей. Всерьез опасались, в общем, за целостность хозяйства.
Но наши сомнения быстро развеялись, а к Сашке все очень быстро привыкли, а я и вовсе больше всех прикипела. Вероятно потому, что наши с ней смены постоянно совпадали и работать совместно приходилось часто. В общем, успели подружиться.
— А почему ты спросила? — ее вопрос выдергивает меня из размышлений.
— Не знаю, просто интересно, а родители твои не