— Может быть, просто может быть, она наконец отстанет от тебя.

Я смотрю на него секунду, а затем разражаюсь смехом.

— Эта женщина сидит у меня на шее с момента, как я вылезла из утробы, и все поняли, что сканеры солгали, и я очень даже девочка.

Женщина в западном обществе означает нечто совершенно иное. Неважно, что я родилась на американской земле — для мамы мы всё ещё в Индии, а мои жизненные мечты — личное оскорбление в её адрес.

В наушниках раздаётся треск, пока Матис передаёт информацию диспетчеру, пока мы приближаемся к дому.

— Знаешь… — Губы Матиса растягиваются в ухмылке, пока он плавно снижается. — Я всегда могу сделать предложение. Тогда они не смогут от меня избавиться, Зал.

— Ты всё равно не того цвета кожи для вкусов моих родителей.

Он и сам это знает.

Платиновые волосы, зелёные глаза и бледная кожа? Ни на одной планете мои родители не сочтут это подходящей партией для их дочери. То, что его семья могла позволить себе подарить сыну на шестнадцатилетие подарок за четверть миллиона, для них тоже ничего не значит.

Если бы они знали, чем на самом деле занимается его семья… Я не удивлюсь, если они отправят меня и Гаю в Индию.

— Ты же знаешь, я не хочу ничего из этого, пока не закончу колледж. Получить степень и мужчину — будет самым большим «пошла нахуй» в её адрес.

Варианты мамы для нас: врач, юрист, инженер или домохозяйка. Её предпочтение — последнее. Мой брат, Гадин, однако, может быть кем угодно. Он может заявить, что хочет быть принцессой, и мама сломает спину, шью ему идеальное платье.

Рука Матиса убирается с моего колена, и я мгновенно скучаю по его прикосновению. Чувство вины грызёт меня изнутри, когда я смотрю на него, гадая, смогу ли я разглядеть в нём разочарование. Он ненавидит, что нам приходится скрывать наши отношения, чтобы мои родители не узнали и не отправили меня в школу-интернат.

— Ты могла бы просто сказать «пошла нахуй» и съехать сейчас, — говорит он, как будто это самое простое решение. Каким бы понимающим и поддерживающим он ни был в вопросах моей семьи, он никогда по-настоящему не поймёт, потому что любит своих родителей, а они любят его. — Ты же знаешь, моя мама будет плакать от счастья, если ты поживёшь с нами перед колледжем.

Он также не понимает проблем своего предложения. Переезд будет означать прощание с родителями и их банковским счётом. Я недостаточно умна для стипендии, и я не работала. Моих сбережений едва хватит.

Матис мог бы покрыть мою плату за обучение четыре раза, и это даже не оставило бы вмятины в его счёте. Но какая-то часть меня хочет доказать матери, что мне не нужен мужчина, чтобы выжить.

Мои родители — всё ещё мой «билет на пропитание», и у них есть связи, которые мне понадобятся, если я хочу добиться успеха в карьере. Если бы они мне ничего не давали, я бы не скрывала свои отношения с Матисом с четырнадцати лет.

— Они когда-нибудь смирятся, — вздыхаю я, снова проверяя телефон.

Я вздрагиваю, когда шасси касаются земли, едва не задев позолоченный фонтан перед нашим домом в стиле середины века.

Сердце бешено колотится, пока мы приземляемся, и я замечаю, что в доме горит свет. Гайя снова закатила вечеринку? В прошлый раз, когда она это сделала, мама ударила её шлёпанцем так сильно, что след от обуви оставался на её коже несколько дней.

Как и на моей — за то, что не остановила Гаю.

— Чья это машина? — Матис кивает в сторону «Maserati», припаркованного у дома, выключая двигатели и ротор.

Вряд ли у кого-то из друзей Гаи есть такая тачка. Большинство из них ещё даже не могут водить. Может, у кого-то есть парень постарше?

Матис качает головой, когда шторы колышутся.

— Твоя сестра просто умоляет, чтобы её наказали.

Я неопределённо мычу, открываю дверь и спрыгиваю на землю. Матис мгновенно оказывается рядом, закрывает за мной дверь и переплетает наши пальцы. Он сжимает их, пытаясь успокоить, но мои нервы всё равно на пределе.

— Я могу остаться сегодня и помочь с беспорядком, который устроили Гайя и её друзья, — предлагает он, затем подмигивает, толкая меня в бок. — Я буду твоим телохранителем, детка. Защищу тебя от пьяных девушек-подростков.

Я киваю, но что-то в этой ситуации кажется неправильным. Никакой музыки, никакого визга. Слишком тихо.

Телефон вибрирует от нового сообщения, и я читаю текст от Гаи.

Гая:

Приготовься. Скажи своему парню, чтобы бежал, пока может.

Воздух застревает в горле, когда приходит следующее сообщение.

Гая:

Они вернулись.

Кровь отливает от лица.

Я резко разворачиваюсь к Матису, вырываю руку и молюсь всем богам, чтобы мои родители как-то пропустили момент приземления вертолёта у их дома.

— Тебе нужно уйти, — шипя, говорю я.

Его лицо меркнет, он напрягается, оглядывается, затем опускает взгляд на дистанцию, которую я создала между нами.

— Что случилось?

Я отступаю, горло сжимается. Если сестра права, я должна как-то исправить ситуацию. Может, мама не видела, как мы держались за руки. Может, она только приехала и была в душе, поэтому не слышала шума.

— Гая сказала, что они...

— Залак.

Я замираю.

Чёрт. Чёрт. Чёрт.

Костяшки белеют, когда я поворачиваюсь на её голос.

Мама стоит у входной двери, смертельно неподвижная, впитывая каждый сантиметр меня, прожигая дыры в любой броне, которая, как мне казалось, у меня есть. Её презрение ко мне очевидно, пока она разглядывает мои испачканные грязью джинсы и мех на рваной рубашке. Матис выглядит так же.

Ядовитый взгляд, который она бросает на него, мог бы убить слабого человека. Но он не отступает. Нет. Он делает обратное. Он стоит прямо рядом со мной, слишком близко, чтобы нас можно было принять за просто друзей.

Папа появляется в дверях, держа телефон у уха и что-то говоря, чего я не могу разобрать. Он машет в сторону вертолёта, качая головой.

— Пожалуйста, уходи, — шепчу я, надеясь, что Матис слышит моё отчаяние.

— Заходи внутрь. Сейчас же, — сквозь зубы говорит мама.

Я делаю шаг вперёд, но мой парень останавливает меня, хватая за руку.

— Уходи, Матис. — Он не даёт мне вырваться, и я пытаюсь снова, нервно оглядываясь на родителей. — Ты делаешь только хуже.

Он игнорирует мои мольбы, смотрит на меня с тем же отчаянием,