Отец вроде как заграницей работает. Я его никогда не видела, только фотографии на стенах и рассказы Рустама. Какой-то бизнес в Турции, или в Европе — точно не знаю. Но как я поняла, в деньгах они не нуждаются. Квартира в центре города, хорошая машина, дорогая одежда — все говорило о том, что семья живет более чем достойно. Амина Ибрагимовна не работала, занималась домом и благотворительностью.

Впереди наша свадьба с Рустамом. Приглашения готовы, дата намечена — двадцать третье августа. Все продумано до мелочей: ресторан заказан, платье висит в шкафу, кольца лежат в бархатной коробочке. Мы мечтали об этом дне три года. Рустам говорил, что хочет сделать все идеально, чтобы я была самой счастливой невестой в мире. И вот теперь, когда до свадьбы остается чуть больше месяца, все рушится.

Пришла домой, почесала за ухом Мартина, поцеловала его розовый нос. Он встретил меня мурлыканием, потерся о ноги, словно понимал, что мне нужна поддержка. Кота я подарила маме незадолго перед ее смертью. Тогда еще не знала, что это будет последний мой подарок ей. Нашла его на улице с перебитой лапой, взрослого уже, но не старого. Принесла домой, думая, что лапа заживет и отпущу. Но мы в него с мамой влюбились с первого взгляда. Мама повозилась с ним, лечила, выхаживала, и он отплатил ей преданностью и любовью. Так и остался черно-белый дворянин у нас дома. Мама говорила «мой Мартюша» и разговаривала с ним, как с человеком. А он, казалось, понимал каждое слово.

Села на кухне, обхватила голову руками. Страшно, внутри все дрожит от ужаса и неизвестности. Что будет с нами? Что будет с Пашкой? Как я смогу все это пережить? Мысли скачут, как бешеные лошади — от отчаяния к надежде, от страха к злости. Почему все так несправедливо? Почему хорошие люди страдают, а негодяи процветают?

Сотовый зазвонил — Дмитрий Александрович. Я даже вздрогнула от неожиданности. Голос у него был деловой, холодный, словно мы обсуждали покупку хлеба, а не то, что он собирается сделать с моей жизнью.

— И еще ты это… побрейся там… ну ты поняла. Он не любит, когда волосы. Все, чтоб в пять вечера готова была. И одевайся поприличнее, но не как монашка. Понимаешь меня?

Стыдно то как. Щеки горят от унижения, руки трясутся. Внутри все сжимается от отвращения к себе, к ситуации, ко всему миру. Какой он этот мужчина? Что если старый страшный, с золотыми зубами и татуировками? Он же на зоне сидел, значит, не за мелкое хулиганство попал. Если прямо туда девочку заказал, значит, при больших деньгах и авторитете. И вес имеет среди криминальных авторитетов. А что, если он садист? Или маньяк? Что, если он не просто хочет провести время с девушкой, а планирует что-то страшное?

Но ведь Дмитрий Александрович знает меня с детства, он бы не стал подставлять под такого опасного человека. Да что я такое думаю! Стал бы еще как. Ему плевать на меня и на мою судьбу. Он меня сейчас под зэка подложил, а ведь мог Пашку и так отмазать — он его с детства знает, дружил с нашим отцом. Но все хотят денег, всем нужна прибыль. Человеческие жизни — это просто товар на рынке.

* * *

В пять вечера я как пионерка сидела в кресле возле коридора и ждала. Надела свое самое красивое платье голубое с широкой юбкой, распустила волосы, нанесла макияж. Все сделала как велел следак. Внутри дрожу, снаружи онемевшая. Меня встретил мужик лысый накачанный в черном костюме. Ничего не сказал, дверцу джипа с тонированными стеклами, открыл я села.

Руки дрожат. Колени сжаты. Страшно. Дух захватывает. Ничего. Я потерплю. В конце концов не убивать же он меня будет. Утром Пашу выпустят и забудем все… А брачная ночь. Ну не у каждой девушки кровь бывает. Так что выкручусь. Рустам вряд ли докапываться будет. Он меня очень любит. Я смогу. Ради Пашки, ради мамы. Смогу.

Машина подьехала к огромному серому забору с колючей проволокой. Мой сопровождающий вывел меня, отвел к проходной. Стыдно так, что в горле пересохло. Все они знают зачем я здесь. Смотрят похотливо, оценивающе. Так и хочется закричать «Я не такая! Меня заставили!». Но кому до этого есть дело. В их глазах я шалава, которая приехала зэка ублажать.

— Пошли я тебя к Джахангиру отведу.

Джахангир. Не русский. Боже…. Имя дагестанское. Рустам тоже дагестанец.

Может все не так страшно будет. Расскажу что свадьба скоро, что ради брата. Может не тронет.

Иду по темному длинному коридору, до самого конца. С грохотом открывается дверь. Мое сердце уже не стучит оно просто дергается от ужаса.

— Входи! Джаха, до десяти утра. И чтоб все чисто…

— Дверь закрой!

Он захлопнул дверь. Я аж зажмурилась. Медленно открыла глаза и увидела перед собой мужчину. Высокий, сильно накачанный, в белой майке. Мышцы бугрятся, вены выступают на руках. Волосы седые вперемешку с черными, борода аккуратная. Смуглый. На вид лет сорок пять. Лицо с выдающимися скулами, нос с горбинкой. Глаза пристальные цепкие, наглые и в то же время умные. Смотрит как на насекомое.

— Ну входи, что стала, красавица.

Говорит с акцентом, игриво. Но голос мощный, сильный. Настолько властный, что у меня дух захватило.

— Здравствуйте.

— Что ты забитая какая-то. Или мы играем в девственницу и насильника?

Я отрицательно качнула головой.

— Лет сколько?

— Девятнадцать.

— Выглядишь младше. Платье сними.

— Что?

— Платье сними. Посмотреть хочу сначала. Потом трахать буду.

Вот и началось прям сразу. В горле снова пересохло. Руки не поднимаются платье снять. Он удивленно поднял брови.

— Так мы все же играемся? Или тебе что-то не нравится? М? Отвечай!

— Все нравится… — тихо сказала я.

— Хочешь сам раздену?

Молчу, кусаю губу. Подошел, посмотрел пристально в глаза. Вблизи он красивый, взрослый очень, но красивый. Мужественной, животной красотой.

Он убрал локон с моего лица.

— Впервые такую красивую присылают. Ты там недавно?

Где там? Он пока говорит, расстегивает мое платье. Пуговицу за пуговицей. Руки у него горячие, костяшки сбиты. Бил кого-то…боже.