– Прости. Я не хочу быть дерьмовым братом. – Кается, и я притягиваю его к себе.

– Я все равно люблю тебя. Даже если мне приходится быть дерьмовой сестрой.

Он хмыкает, и я улыбаюсь.

Мне не хочется думать, что Макстон такой же. Что он жестокий, беспринципный, подлый. Не хочется думать, что он часть Стада. Кучки избалованных подростков, которые правят в Озе.

Каждый день, смотря в его окно, я вижу парня со стержнем и стремлениями. Сильного, честного, бойкого, пускай и темпераментного.

Марс много дерется. Это знают все.

И если он злится – это слышат все.

Казалось бы, горячий, как солнце, не имеющий ничего общего с холодной планетой, на которой нет жизни. Красивый, вспыльчивый, опасный. Не для такой, как я. Но что-то в нем непреодолимо меня влечет.

Мне нельзя влюбляться в него.

Но, наверное, я давно опоздала.

Оставшись одна, прикусываю губу и открываю его профиль в социальной сети.

Макстон – музыкант. Барабанщик. Лучший из тех, кого мне доводилось слышать. Не скажу, что этот список огромен… я просто знаю, что права. Чувствую.

Листаю ленту, наверное, в тысячный раз, заучив каждую фотографию, каждое видео наизусть. Я знаю каждую его морщинку, каждую родинку, помню его смех и голос, а еще – шутки. У него фантастическое чувство юмора. И по-настоящему божественный талант. Играть ТАК, как играет Макстон Рид, может не каждый.

И так думаю не только я. Но и его многотысячная армия визжащих, чокнутых фанаток, бросающих на сцену свое нижнее белье и напевающих марш Мендельсона.[1]

Я не такая чокнутая, но тоже фанатка.

Та, о которой он не знает.

Не знает, что каждую неделю по пятницам я прихожу на его концерты и незаметно стою в самом углу. Что по воскресеньям, понедельникам и средам сижу под окнами ночного клуба в Нью-Йорке, слушая, как он репетирует. Что из моих окон слышно, как каждый вечер он играет свои песни в гараже. И что, если не играет, я включаю их на телефоне, потому что уже не засыпаю без них. Привычка. Зависимость. Наверное, и то, и то подходит.

– На репетицию не опоздай! – слышу и осторожно выглядываю в окно.

– А когда я опаздывал?

– Мало ли, фанатка какая отвлечет, – острит Дейтон, и Макстон швыряет в него куртку.

Метьюз ловит ее, и слышу, как ржет.

– Будто я неправду сказал.

– Куртку верни.

– Заберу как трофей.

– Куртку, Дейт.

Перебрасывает кожанку обратно и, уходя, салютует жестянкой.

Макстон усмехается, а после – поднимает взгляд.

Прямо на мое окно.

ЧЕРТ.

Отшатываюсь и вжимаюсь в стенку, жмурясь изо всех сил и жалея, что не могу в нее провалиться. Сердце бьется как сумасшедшее. А душа с грохотом валится в пятки. Чувствую себя пятилетним ребенком, застуканным родителями за поеданием вишневого варенья, которое есть мне запретили.

Глупо, правда?

Но так происходит всегда, когда ОН рядом.

Я творю-говорю-придумываю глупости. И ничего не могу с этим сделать.

И пусть за эти пять недель мы говорили всего дважды, я успеваю прослыть безропотно влюбленной в него чудачкой. Так думает Стадо. А стерва Кайли Куинн не устает брызгать ядом, указывая на мое место.

Когда, наконец, беру себя в руки и поворачиваюсь, Марса во дворе уже нет.

Только тогда решаюсь нараспашку открыть окно, впуская в комнату воздух.

Глава 2

Ри

Если забыть о злобной ведьме Запада и парочке ее приспешников, моя жизнь в Озе напоминает сказку. Вкуснейшие блинчики на завтрак по папиному рецепту – моя любимейшая часть дня. Особенно по таким дням, как сегодня.

– Снова пойдешь слушать, как играют «Волки»? – папа подкладывает мне еще несколько блинчиков, которыми я до отвала набиваю рот.

Он считает, что я – как бы это выразиться? – дружу со Стадом. Ну там, хожу на их тусовки и репетиции группы, гуляю допоздна – в общем, по полной провожу свое лето. Не зная, что все это время я либо сижу на пристани, либо помогаю в книжном клубе.

Не хочу заставлять его волноваться, раскрывая свою маленькую безобидную ложь, поэтому киваю.

– Может, мне сходить разок с тобой? – облокачивается о кухонный шкаф и складывает на груди руки, а я едва не давлюсь любимым завтраком.

– Э-эм… ты ведь не любишь рок, пап.

– Нет, но было бы неплохо проникнуться молодежной музыкой, как считаешь? Во сколько у них репетиция?

– В семь, – сдает меня Итан.

Интересно, сколько дают за убийство младшего брата?

– Отлично, думаю, к этому времени я смогу закончить свои дела.

– Ну-у… это ведь только репетиция, – хватаюсь за соломинку, – концерт намного масштабнее…

– И многолюднее, – перебивает. – Не люблю толпу, ты ведь знаешь.

Ага. Знаю.

– А можно я тоже пойду? – Итан улыбается, а мне так хочется отвесить ему смачный подзатыльник, что едва сдерживаюсь.

– Нет. Я уже говорил, подобные мероприятия – не для детей.

– Мне уже тринадцать!

– Итан.

– Вот вечно так, – бурчит, а я облегченно выдыхаю.

Хоть с чем-то повезло.

– Ладно, мне пора, – вскакиваю со стула, на ходу дожевывая последний кусок.

– Идешь гулять?

– Мм-м, вроде того. Сегодня книжный клуб.

– Верно. Что обсуждаете?

– «Грозовой перевал», – отвечаю, но в который раз ловлю себя на мысли, что было бы неплохо начать читать учебники. Ту кучу умных книг по психиатрии, которую Нью-Йоркский университет рекомендует всем своим студентам прочитать к началу обучения и которую я, поступив, притащила с собой в Оз.

– Я рад, что ты нашла здесь друзей, Бэмби.

– Пап. – смущаюсь. – Ну договаривались же.

– Еще пять лет назад тебе нравилось, когда я так тебя называл, – смеется.

– А еще пять лет назад я играла в куклы и думала, что стану модельером.

Притягивает меня к себе и крепко обнимает. Дышит прямо в волосы так, что я расслабляюсь, забывая обо всем на свете. В его объятиях всегда как в коконе – безопасно.

– Иногда я забываю, что ты уже такая взрослая. И мне страшно тебя терять.

– Не потеряешь. Потому что я никуда от тебя не уеду.

– Иди, – целует в волосы и отпускает, – повеселись, ладно?

– Как всегда! – обещаю, практически вылетая из дома.

Вдыхаю влажный утренний воздух и улыбаюсь, поправляя за спиной рюкзак.

Оз – огромная территория с многочисленными дорожками, улицами и кварталами, но мне нравится прогуливаться по нему пешком. Узнавать, исследовать, наблюдать.

Проект поселка официально еще не завершен. Папа планировал сдать его в июне полностью доделанным: как привык, до мелочи. Но запущенная заказчиком реклама дала настолько ошеломительный результат, что покупатели начали съезжаться толпами. Никто не хотел ждать. Участки скупали с