Сердце колотится. Вот оно! Именно этого я и хотела.
Журналистка — молодая, с умными глазами — подходит ко мне с микрофоном.
— Здравствуйте, вы организатор акции? Расскажите, что происходит.
— Меня зовут Злата Громова, я художница и преподаватель. Уже три года веду здесь студию изобразительных искусств. Это место стало домом для десятков творческих людей — детей и взрослых. А теперь какие-то застройщики хотят всё это уничтожить ради прибыли.
— А что именно планируется сделать на месте студии?
— Очередной магазин или офисный центр. Им плевать на культуру, на то, что здесь создают искусство живые люди. Главное — деньги.
— Есть ли у вас какая-то информация о компании-застройщике?
Пауза. Сейчас самый деликатный момент.
— Я знаю, что это одна из крупных строительных фирм города. Но не хочу называть имен до тех пор, пока не проконсультируюсь с юристами.
Отлично сыграно, Злата. Намекнула, но не обвинила прямо.
Интервью длится минут десять. Я рассказываю о важности творческих пространств, о том, как дети здесь раскрывают свои таланты, как взрослые находят отдушину после тяжелого рабочего дня.
— Мы не просим пощады, — говорю я в камеру, и голос мой звенит от праведного гнева. — Мы требуем справедливости. Искусство — это не бизнес, это душа города!
Толпа аплодирует. Я чувствую себя Жанной д'Арк, ведущей крестовый поход против варваров.
В четвертом часу мой телефон разрывается от звонков. Первый — Руслан.
— Немедленно прекрати этот цирк! — рычит он в трубку. — Ты выставляешь меня каким-то монстром!
— А разве ты не монстр? — отвечаю я спокойно, хотя руки трясутся от адреналина.
— Злата, я предупреждаю...
— Что ты мне сделаешь, дорогой? — усмехаюсь я. — Попробуй только тронь мою студию. Посмотрим, как отразится на твоем бизнесе репутация человека, который уничтожает искусство ради наживы.
— Ты с ума сошла!
— Возможно. Но если и сошла, то только по твоей вине.
Бросаю трубку. Господи, как же это сладко! Впервые за последние недели чувствую, что не я загнана в угол, а он. Как приятно наблюдать, как этот самодовольный клоун начинает дёргаться, как жук на булавке. Надеюсь, ему не слишком комфортно в этой новой роли — жаль, что я не могу продать билеты на это представление.
Второй звонок — незнакомый номер.
— Алло, это Вера Николаевна из передачи "Городские истории". Мы бы хотели пригласить вас на эфир завтра утром.
— С удовольствием.
Третий звонок — мой адвокат Тихон Аркадьевич.
— Злата Владиславовна, я смотрю новости. Вы уверены, что хотите идти по этому пути?
— А что, боитесь?
— Я не боюсь. Я думаю о стратегии. Если вы сделаете из мужа публичного врага, это осложнит переговоры.
— Тихон Аркадьевич, а какие, к чёрту, переговоры? Он объявил мне войну, купив студию. Значит, война так война.
— Понимаю. Тогда действуйте. Но аккуратно. Клевета — это уголовная статья.
— Я ни на кого не клевещу. Я защищаю культуру от вандалов.
К пяти вечера акция постепенно затихает. Художники собирают мольберты, музыканты упаковывают инструменты. Но люди расходятся воодушевленные, обещают завтра снова прийти.
— Златка, ты сегодня была великолепна! — обнимает меня Алёна. — Как настоящая амазонка!
— Мы победим, — отвечаю я, и сама верю в эти слова.
Но когда все разошлись, и я осталась одна возле студии, накатывает усталость. Облокачиваюсь о стену и закрываю глаза.
Что я наделала? Объявила войну собственному мужу через СМИ. Выставила его жадным монстром перед всем городом. А ведь когда-то я его любила. Любила так, что готова была за ним на край света...
— Мне нужно поговорить с женой наедине, — слышу я знакомый голос.
Открываю глаза. Руслан стоит в дверях студии. Лицо у него каменное, но в глазах — что-то такое, что заставляет моё сердце пропустить удар.
— У меня нет секретов от друзей, — отвечаю я, не оборачиваясь.
Но друзей уже нет. Они разошлись. Мы одни.
— Злата, — он делает шаг ко мне, — ты понимаешь, что наделала?
— Понимаю, — поворачиваюсь я к нему. — Дала отпор ублюдку, который решил нагло растоптать мою жизнь.
— Твою жизнь? — его голос становится тише, опаснее. — А моя тебя не волнует?
— С каких это пор? — хохочу я, и мой смех режет воздух, как стекло. — Ты же сам объявил, что я для тебя — вчерашний день, а твоя жизнь теперь крутится вокруг молодой и свежей. Или ты боишься, что я отравлю твоё счастье с Виолеттой своим присутствием? Зачем тогда беспокоиться о моих чувствах к твоей жизни? Не переживай, милый — я не собираюсь портить тебе аппетит.
Он проводит рукой по волосам. Жест знакомый, который раньше означал, что он нервничает и пытается сдержать гнев.
— Я не думал, что ты пойдешь так далеко.
— А я не знала, что мой муж способен на такие шедевры коварства. Купить мою студию, чтобы устроить экономический геноцид моей карьеры — это же надо быть таким талантливым мерзавцем! Видимо, я слишком наивно верила в твои человеческие качества.
— Не драматизируй. Я не хотел тебя уничтожать.
— А что же ты хотел, Руслан? — шагаю я к нему, и в моём голосе звенит сталь. — Просто лишить меня работы? Места, где я создаю? Где учу детей видеть красоту? Да кто ты по гороскопу — осёл?
— Не язви, Злата! Я хотел... — он останавливается, отводит взгляд.
— Что? Чего ты хотел?
— Чтобы ты поняла, насколько серьезно я настроен.
— Серьезно настроен на что? На то, чтобы превратить мою жизнь в постоянный ад?
— На развод! — взрывается он. — На то, чтобы мы, наконец, закончили с этой пыткой, которую называем браком!
Его слова бьют меня, как пощечины. Но я не отступаю.
— И ради этой дешёвой, отбеленной блондинки с интеллектом курицы и моралью уличной мурки ты готов превратить в руины всё, что мне дорого? Да ты не просто подлец — ты блин гениальный руинист, способный ради минутного удовольствия сжечь дотла двенадцать лет совместной жизни. Поздравляю, Руслан, ты превзошёл самого себя.
— Ты сама заставила меня! — он делает ещё шаг, и теперь мы стоим совсем близко. — Ты превратила развод в войну! Поменяла замки, вызвала инспекторов, наняла этого юриста-стервятника...
— И что, по-твоему, я должна была делать? — кричу я. — Покорно сложить лапки и позволить тебе растащить нашу жизнь по частям?
— Я предлагал тебе разумный раздел!
— Разумный раздел? — заливаюсь я злым смехом. — Да ты просто сказочно щедр, мой дорогой! Оставить мне крохи — как бросить собаке кость, пока хозяин уходит с новой сучкой! Но знаешь, что смешнее всего? Ты, видимо, забыл, что я не бездомная дворняга, а та самая сука, которая умеет кусать до крови!
— Я обеспечил бы тебя и сына...
— Обеспечил бы! — передразниваю я его сладким голосом содержанки. — Да ты как король милосердия: "Вот тебе, милая, подарочек на жизнь — не умри с голоду, пока я трахаю свою молодую архитектурную гениальность!" Как трогательно — бросать кость собаке, которую сам же и выгнал на улицу!
Лицо его темнеет.
— Не смей...
— Что? Говорить правду? А что, у тебя есть любовница или нет?
Молчание. Долгое, тяжелое молчание, которое говорит больше, чем любые слова.
— Есть, — говорит он, наконец, тихо.
Я знала. Знала, чувствовала, но услышать это вслух... Колени подгибаются. Хватаюсь за стену.
— Сука, — шепчу я. — Подлая сука.
— Злата...
— Не ты! — вскрикиваю я. — Не ты сука! Она! Та, которая разрушила нашу семью!
— Она ничего не разрушала. Мы сами всё разрушили.
— Мы? — мой голос превращается в ледяной нож. — Это я, значит, притащила в нашу семью эту шлёндру с моралью уличной девки? Или ты так деликатно скрывал свои вылазки в гостиничные номера, чтобы не пачкать нашу семейную идиллию? Как мило — сохранять приличия, пока трахаешь молоденькую на стороне.
— Нет, но...
— Но что, Руслан? Но я плохая жена? Но я не давала тебе то, что даёт она?
